— Золотых рыбок нет, но что-нибудь найдём. Жди меня здесь.
Я спустился к реке, устроил засаду и вскоре сумел ухватить две рыбёшки. Одну я съел, а другую, побольше, понёс в зубах Расмину.
Подходя к голубятне, я услышал голоса. Осторожно выглянул из-за кустов. Круглолицый светловолосый мальчик разговаривал, размахивая руками, с дюжим охотником на котов.
— Ты уверен, что видел их здесь? — спросил охотник. В руках у него была дубинка.
— Уверен.
— Где именно?
— Вон там. Рядом с голубятней.
Всё ясно: нас обнаружили. Лучше исчезнуть, пока они меня не заметили.
Я бесшумно скрылся в лесу и выждал пару часов. А когда вернулся на голубятню, в ноздри мне ударил запах горелой древесины. Потом я увидел дым и головешки.
Э-эх... Они сожгли голубятню. Моё убежище превратилось в пепел.
Расмина нигде не было видно. Может, он сбежал. Может, его схватили. Но скорее всего, он сгорел с голубятней.
У меня не было желания есть вторую рыбку. Я положил её на пепел, оставшийся от голубятни, и ушёл оттуда, повесив голову.
На следующий день я услышал экстренный выпуск новостей — из радиоприёмника, который слушали трое охотников с перьями на шляпах, устроившие пикник в тени дуба.
— Две последние кошки получили наконец по заслугам, — торжественно объявил диктор. — Они стали добычей огня в своём укрытии, на старой заброшенной голубятне...
Значит, они думают, что я сгорел. Это хорошо. Меня больше не будут преследовать.
Потом выступил премьер-министр.
— Дорогие сограждане! — заговорил он дрожащим от воодушевления голосом. — Для нашего острова наступила новая эпоха. Благословенная пора счастья, благоденствия, радости и процветания. Правительство объявляет этот день праздником. Сегодня вечером состоятся праздничные гулянья, включающие в себя фейерверк, концерт под открытым небом, танцы и разнообразные представления.
Участники пикника стали аплодировать, подбрасывать в воздух шляпы и с чувством обниматься. Один из охотников отбросил фляжку, схватил ружьё и начал в восторге палить в воздух.
Я прятался весь день, и лишь когда солнце стало клониться к западу, осмелился с оглядкой отправиться на прогулку по крышам города.
На улицах веселился и ликовал народ. Смех, музыка, радостные возгласы, песни... Юноши и девушки водили хороводы, дети пускали с балконов воздушные шары и бумажные самолётики, весёлые клоуны кувыркались и жонглировали на площадях. Люди, которые резали, душили и убивали кошек, гордо вышагивали по улицам, а на груди у них сверкали медали с четырёхлистным клевером в подкове...
Я вернулся в лес. Теперь я ночевал, где придётся — в канавах, на ветвях, в дуплах поваленных деревьев. Каждый раз, заслышав шаги дровосека или крестьянина, я в страхе прятался.
По ночам мне снились кошмары. Снилось, как окровавленный Куцый падает от удара дубинкой, как Грязнуля испускает дух на детской площадке, как изумлённый Мурлыка корчится под кнутом рассвирепевшего кучера, как Агата погружается в яму с известью, как Глория тонет в бочке со смолой, как Расмин пытается выскочить из горящей голубятни... Я вскакивал и задыхался, будто кто-то выкачал воздух вокруг меня.
Порой меня охватывало безмерное отчаяние от горьких воспоминаний. Тогда я представлял себе, как превращаюсь в огромного дикого тигра, тигра-мстителя, который выходит на тропу охоты и расправляется с кошачьими палачами.
Но я не был свирепым тигром. Я был котом. Простым слабым котом. Последним котом на острове.
Потому-то я и подумал, что сошёл с ума, когда однажды в дубовой роще, карауля в засаде цикаду или сверчка, услышал вдалеке знакомую песню:
У Долорес у красотки
самый лучший в мире хвост
и прелестная походка...
Этого не может быть! У меня наверняка галлюцинации.
Я замер. Песня прекратилась. А затем зазвучала снова, приближаясь.
Все коты встают рядком,
чтобы на чудесный хвост
хоть одним взглянуть глазком.
Хвостиком вильнёт — и сразу
все коты теряют разум.
Ах, детка,
какая ты кокетка,
Долорес, ты конфетка,
ты грёза всех котов!
Ах, если б ты имела
двена-адцать хвостов!
Ветви соседних кустов задрожали, раздвинулись — и оттуда вышел кот. Чёрный-пречёрный кот. Я замер, как громом поражённый. Это был Куцый!
ПОБЕГ ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ
Глава тридцать вторая,
в которой Куцый рассказывает о своих невероятных приключениях
Куцый... — прошептал я. — Это ты? Это на самом деле ты?
Вид у него был горестный, но глаза сверкали как всегда.
— Это я, дружище, — ответил он. — Я, Куцый, Гроза Сковородок, Кот-налётчик.
Как я обрадовался — не передать! Мне столько всего нужно было ему рассказать, о стольком расспросить...
— Но как?.. Как ты спасся? Как оказался здесь?
— Сбежал.
— Откуда?
— Из преисподней.
— Какой такой преисподней?
— Из подвалов меховой фабрики Армандо Рапашина. Откуда мне знакомо это имя?..
— Куцый, ну расскажи же! Обо всём!
И он всё мне рассказал.
— Когда ты оставил меня на угольном складе, я не был мёртв.
— Но я сам видел, как ты испустил дух! Собственными глазами!
— Это была моя восьмая жизнь. У меня оставалась ещё одна. Поэтому теперь я должен быть осторожен. У меня в запасе ни одной.
— Так это, значит, правда — что у кошек девять жизней?
— Правда. Я потерял сознание от боли, но не умер. Потом я очнулся, но не успел сбежать и попал в руки коротышке в кепке — тому самому, что пахнет йодом и мятой.
— И он не убил тебя? Не отвёз в ужасный хамам, где топят кошек?
— Нет. И между прочим, коротышка не всех топил в хамаме. Ему платил за пойманных кошек тип в белом костюме и тёмно-зелёных очках, но при этом двух-трёх из каждой партии он оставлял для своих целей и тайно продавал их Армандо Рапашину. Представляешь, этот гад получал деньги за кошек в двух местах!
И тут я вспомнил... Ну конечно, разговор на скамейке в парке! Я будто вновь увидел, как человек с голосом, напоминающим звук от падения гнилого яблока, отсчитывает коротышке в кепке засаленные купюры.
