— Фокусы?
— Кое-что, чему я научился за прошедшие годы, — сказал граф. — Например, делать так, чтобы предмет исчез, а потом появился в другом месте. Это понравится детям, да и взрослым тоже. Но для этого мне нужна помощница.
— И ты решил, что я не откажусь. — Кристина наполовину развернулась.
— Ну, в общем, да. Хотя теперь понимаю, что скорее всего откажешься. Ты откажешься?
— Нет.
Почему? Чтобы доказать, что он ошибается? Потому что он ее заинтриговал? Или потому что она наконец найдет номер для концерта? А может, потому, что номер этот придется репетировать и они смогут провести некоторое время наедине? Оставаясь вдвоем, они всегда ссорились… или занимались любовью.
— Спасибо. — Джерард сделал несколько шагов и оказался под веткой апельсинового дерева, под которой Кристина целовалась с виконтом Латреллом. Он поднял руку и печально улыбнулся. — Здесь и правда висит омела. Он, наверное, принес ее с собой в надежде остаться с тобой наедине.
— Да, — согласилась Кристина.
Их взгляды встретились. Кристина едва не пошла ему навстречу, едва не встала под омелу. Она едва не начала действовать так же безрассудно и бездумно, как в хижине Пинки, но вовремя остановилась.
— Идем пить чай, — произнес граф, прерывая становившееся все более невыносимым молчание.
— Идем.
Джерард никогда не питал особой любви к Рождеству. Когда он был ребенком, оно считалось праздником для взрослых. В этот день его дядя приглашал в дом гостей — преимущественно джентльменов, — чтобы часами пить вино в их компании. Джерард прилагал все силы для того, чтобы не попадаться дяде на глаза в течение целой недели, следующей за Рождеством, когда тот становился более вспыльчивым и непредсказуемым, чем обычно.
В Канаде Джерард всегда праздновал Рождество с друзьями в Монреале или другими зимовщиками, если уезжал в это время года на северо-восток страны. Но все равно ему казалось, что этот день ничем не отличается от всех остальных.
Однако в этом году все было иначе. И дело даже не в пребывании в Торнвуде, который теперь принадлежал ему, и не в том, что его окружали добрые друзья и родные. Снег, еловые ветки, украшавшие дом, рождественские песни и соблазнительные ароматы, доносящиеся с кухни, тоже были ни при чем. Впрочем, как и волнительное ожидание последующих двух дней, когда празднование Рождества достигнет своего апогея.
Особенному настроению способствовало все это, вместе взятое, и что-то еще… Джерард вынужден был признаться себе в этом в деревенской церкви в канун Рождества. С одной стороны от него сидела Маргарет, а с другой — тетя Ханна. Церковь была заполнена до отказа. Возможно, местный хор не был самым профессиональным из тех, что Джерарду приходилось слышать, но, казалось, даже ангелы Вифлеема, согревавшие сердца пастухов, не смогли бы согреть его сердце так, как эти деревенские певцы, чьи рождественские песни звучали сегодня под мрачными холодными сводами. Впрочем, здесь оказалось не так уж мрачно и холодно — среди гостей и в присутствии Кристины. Она раздавала пироги со сладкой начинкой, а он разливал пунш.
Кристина. Она сидела на одной скамье с ним. Когда Джерард немного подавался вперед или чуть откидывался назад, он видел ее профиль, серую мантилью и шляпку. Между ней и тетей Ханной восседала Рейчел. Тесс же забралась к матери на колени и понемногу клевала носом. Внезапно Джерард подумал о том, что его мать была еще жива, когда он достиг возраста младшей дочери Кристины. Он смутно помнил своих родителей — ведь они умерли, когда ему исполнилось пять лет. Забирался ли он к матери на колени, когда уставал, прижимался ли к ее груди, зная, что будет здесь в тепле и безопасности?
Он проследит за тем, чтобы мир всегда был таковым для Тесс и Рейчел. По крайней мере до тех пор, пока они не станут достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно справляться с его изменчивостью и непредсказуемостью. Даже если он окажется на другом конце света, он не оставит их. Они будут жить здесь, в Торнвуде. Кристине не придется выходить замуж вторично, рискуя оказаться в такой же ситуации, как и прежде. Брак с Гилбертом действительно оказался неудачным. Джерарду хватило проницательности понять, что именно в приступе гнева пыталась сказать Кристина: дети, даже законнорожденные, не должны отвечать за грехи своих родителей.
Джерард слушал священника, упиваясь этой чудесной теплой и такой новой атмосферой Рождества и ощущая, как в его сердце растет любовь к ребенку, заново родившемуся сегодня для мира. Это случилось в Вифлееме почти две тысячи лет назад и окутывает собой маленькую семью, сидящую рядом с тетей Ханной.
Он никогда не женится. Не позволит другой женщине предъявить свои права на Торнвуд. Поместье останется только ее домом. Здесь она будет растить своих дочерей в мире и спокойствии. А что будет, когда девочки вырастут, выйдут замуж и переедут в дома своих мужей? Тогда Кристина состарится в этом поместье. Ей никогда не придется столкнуться с унизительным положением приживалки при молодых родственниках, которым она совершенно не нужна. Сразу после Рождества, до своего возвращения в Монреаль, он перепишет завещание. В отличие от своего предшественника Джерард обеспечит Кристину собственным жильем и небольшим состоянием, на которое она сможет жить в том случае, если он покинет этот свет раньше ее.
Тесс почти заснула, когда в воздухе растаяли звуки последнего гимна и церковные колокола начали веселый перезвон. Глаза прижавшейся к плечу матери Рейчел казались огромными от усталости.
— Они проснутся на свежем воздухе, — весело произнесла тетя Ханна, — бедные маленькие овечки. Но заснут, едва их головки коснутся подушек. Не хочешь взять меня за руку, Рейчел?
Рейчел была вежливой девочкой и безропотно согласилась бы с предложением тетушки, но Джерарду, рано потерявшему собственных родителей, было ясно, что малышке нужна сейчас только Кристина.
— Может быть, Рейчел возьмет за руку свою маму, а я понесу Тесс? — предложил Джерард и посмотрел на Кристину. — Ужасно жаль ее будить, но она слишком тяжела для вас.
— Спасибо, — ответила Кристина, немного поколебавшись.
Она догадалась взять с собой теплое одеяло. Они закутали в него Тесс, и Джерард осторожно взял девочку на руки, положив ее головку себе на плечо. Она была такая теплая, податливая и доверчивая, что у Джерарда защипало глаза от слез.
Так они и отправились домой — он, графиня и ее семья. Встав со скамьи, Джерард на мгновение поймал взгляд Лиззи Гейнор — они пришли в церковь вместе, — но та была слишком воспитана, чтобы показать свое разочарование, увидев его с ребенком на руках. Она повернулась и ослепительно улыбнулась Сэму Редуэю.
На обратном пути одни гости переговаривались вполголоса, убыстряя шаги, чтобы поскорее попасть в тепло, другие смеялись, то и дело останавливаясь и начиная бросаться снежками. И все же Джерарду казалось, что, кроме них с Кристиной, никого вокруг нет.
Она и ее дочери словно стали его семьей, которой он никогда не знал ребенком и так и не узнал, будучи мужчиной, потому что…
