Каменная речка. Вот что! Все остальное было вполне натуральным — небо, трава, кувшинки, только вместо воды немыслимым голубым сиянием светились камни. Вблизи — черно-серые, с беловатым сизым налетом на идеально обточенных боках, влажно отсверкивающие на солнце.
— Слушай, — Сергей недоуменно крутил головой. — Никогда не видел такого оптического эффекта!
— Эффекта или обмана? — уточнила Ольга.
— Пожалуй, и того, и другого… Пошли назад?
— Погоди. — Ольга погладила ближний голыш.
Камешек был шершавым и… влажным! Даже не влажным, а мокрым… Словно только что вытащенным из воды… Они сходят с ума? Или за те несколько минут, что спускались со скалы, таинственная голубая речка ушла под землю?
Оля шагнула в середину ручейка. Присела. Между блестящими камнями в крошечных луночках разноцветного мелкого песка стояла вода. Ее было немного, так, капельки, как будто только что ручеек пропустили через мелкое сито. Он и вытек, а остатки влаги солнце еще просто не успело высушить.
— Серега, пойдем отсюда! — резко поднялась Ольга. Отчего-то ей стало страшно. Даже не страшно — жутко. Среди этой нереальной яркой красоты и абсолютного безмолвия они, люди, представлялись совершенно лишними!
Взобравшись на скалу, телевизионщики, не сговариваясь, обернулись. Внизу, между скал, светилась праздничной голубизной и снова призывно шумела колдовская речка. Солнце бликовало на воде, меняя цвета в зависимости от движения быстрых струй. По всей длине речки то тут, то там вспыхивали яркие праздничные радуги.
— Оль, ты что-нибудь понимаешь? — растерянно выговорил оператор.
Девушка лишь качнула головой.
* * *
Точно тем же путем, каким пришли сюда, по тем же самым валунам журналисты поднялись обратно. К той же самой гранитной верхушке. Но почему-то вышли не к каменному домику, а на совершенно другую площадку. Округлую, просторную, ровную, сплошь заросшую плотным серо-зеленым мхом. Вернее, так показалось поначалу, что сплошь. То там, то сям на меховой подстилке виднелись розово-кирпичные овальные залысины, как будто болезненные лишаи на мохнатой шкуре животного.
Рощин уже объяснял им, что это такое — выходы радона, того самого радиоактивного газа, который всегда соседствует с сейдами. Радоновые копытца, как сразу окрестила их Ольга, наравне с теплыми сейдами, не обмерзали зимой, на них не задерживался снег, даже в самый лютый буран. Красноватые проплешины шли по мху правильной округлой цепочкой. Пройдя строго по ним, девушка обнаружила, что замкнула правильный, как циркулем вычерченный круг. Типа того, каменного, только раза в три больше.
— Сергей, сними! — позвала она оператора. — Я встану в центр, тогда сразу станет видно, какая идеальная окружность.
— Давай! — кивнул оператор. — Я на камень залезу, чтобы план лучше взять.
Ольга вошла в круг. Примерилась, потопталась, выискивая точку центра, наконец, встала, раскинув руки широко в стороны.
— Снимай!
Едва слышно зажужжала камера, и вместе с этим звуком вдруг появилось множество разных голосов, тихих, нашептывающих что-то невнятное, важное, тревожное. Звуки сплетались в слова, но слова эти не были похожи ни на один известный Ольге язык. Она силилась понять, вникнуть в смысл странной чужой речи и, казалось, почти поняла, но в этот момент солнце над головой, скалы вокруг, Серега с камерой на камне — все закружилось в медленном ритмичном хороводе, с каждой секундой убыстряя темп. И вот уже вокруг не существовало ничего, кроме яростного цветосмешения и становящихся все громче, все напряженнее чужих гортанных голосов.
Что со мной? — успела подумать Ольга.
— Что с тобой? — донесся сквозь устрашающий стремительный калейдоскоп цвета и звуков знакомый голос.
Оператор с силой дернул ее за вытянутую руку, вытаскивая из круга.
Ольга без сил опустилась на землю, отдышалась. Постепенно все встало на свои места: солнце — на небо, скалы — по бокам, Серега — рядом.
Он смотрел на нее с тревожным интересом: что случилось?
— Голову, наверное, напекло, — пожаловалась Ольга. — Все закружилось, голоса какие-то чудиться стали…
— Голоса? И что говорили? — Глаза оператора загорелись от любопытства.
— Откуда я знаю? — удивилась вопросу Ольга.
— Слушай, Влад же говорил, что тут глюки случаться могут! Я тоже хочу попробовать!
Ольга еще не успела собраться с силами, чтобы вовремя пресечь эту глупую попытку, а Сергей уже вошел в круг, ровно на то место, где только что стояла Ольга, и так же раскинул руки.
Девушка наблюдала его движения, как в глазок камеры, у которой забыли навести резкость: вот он странно вытянулся, застыл и вдруг стал кружиться, быстро-быстро, какими-то лягушачьими движениями шлепая вокруг себя, будто ощупывая запечатавшую его невидимую стену.
Потом остановился, сжал руками голову, тут же крепко закрыл ладонями уши. Лицо его исказилось странной гримасой безотчетного ужаса.
Ольга вскочила и точно так же, как и он минутой назад, с силой выдернула Сергея из страшного круга.
Радоновая ловушка! Конечно, она читала об этом. Конечно, их предупреждал Рощин. Нет, они и в самом деле полные идиоты, наступающие на одни и те же грабли…
Не говоря ни слова, телевизионщики посидели, приходя в себя. Поднялись. Оба понимали, что приключений на сегодня достаточно. По крайней мере, без присмотра Влада…
Встали. Пошли в сторону знакомой сопки, надеясь за ближайшим валуном увидеть яркий маячок спасительной ветровки Рощина. Но, видимо, после радоновой ловушки оба двинулись не туда.
Прямо за валуном, чуть ниже, на черной скальной поляне стояла не поддающая описанию громадина еще одного сейда. Странной формы, словно посаженная на самое маленькое боковое свое закругление арфа… Высотой примерно с трехэтажный дом. Да не нынешний, блочный, а добротный, кирпичный, где потолки в квартирах под четыре метра… Серо-красная, мрачная, застывшая в угрожающем наклоне — вот-вот рухнет под собственной тяжестью.
— Ничего себе! — присвистнул Сергей. — Неужели и она — на трех камнях? Посмотрим?
Ольге бы самое время сказать «нет», повернуть назад, но правду, видимо, говорят, что журналистское любопытство — единственное, что выживет после вселенской катастрофы. Иначе — как потомки узнают, что же на самом деле произошло?
Съемочная группа осторожно спустилась к «арфе». Вблизи она была еще более величественна и громадна. И наклон… Градусов шестьдесят, не меньше! Телевизионщики обошли мегалит и, зайдя с тыла, поразились еще больше: здесь, с другой стороны, глыбища тоже стояла под наклоном! Он виделся чуть меньшим, градусов семьдесят пять-восемьдесят, но все равно — весьма ощутимым. Стоять под ним, рискуя каждую секунду быть расплющенным, было неуютно до жути, до неуемной дрожи в ослабевших коленях.
