— Ничего, что могло бы произвести на вас впечатление, — ответил сэр Оливер и, вдруг вспыхнув гневом и отбросив насмешливый тон, воскликнул: — Пора кончать эту комедию и пародию на суд! Повесьте меня или пустите по доске
[38]
. Разыграйте из себя пирата, но, ради Бога, не позорьте патент, выданный вам королевой, и не стройте из себя судью.
Сэр Джон в ярости вскочил.
— Наглый мерзавец! Клянусь небесами, я…
Но лорд Генри укротил порыв рыцаря: он осторожно потянул его за рукав и заставил сесть.
— Сэр, — обратился его светлость к пленнику, — каковы бы ни были ваши преступления, слова ваши недостойны человека, заслужившего репутацию храброго воина. Ваши деяния — особенно то, которое побудило вас бежать из Англии и заняться морским разбоем, а также ваше возвращение в Арвенак и похищение, каковым вы усугубили свою вину, — пользуются столь печальной известностью, что ваш приговор на суде в Англии, вне всяких сомнений, предрешён. Тем не менее, как я уже сказал, выбор за вами. Но… — Он понизил голос и доверительно закончил: — Будь я вашим другом, сэр Оливер, я бы порекомендовал вам выбрать упрощённую процедуру по морским обычаям.
— Господа, — объявил сэр Оливер, — я не оспаривал и не оспариваю ваше право повесить меня. Больше мне нечего сказать.
— Зато мне есть что сказать.
Судьи вздрогнули от неожиданности и все, как один, повернули головы в ту сторону, где, выпрямившись во весь рост, стояла Розамунда.
— Розамунда! — воскликнул сэр Джон и тоже встал. — Позвольте мне. Умоляю вас…
Властный жест Розамунды прервал рыцаря на полуслове.
— Так как я являюсь тем лицом, — начала она, — похищение которого вменяется в вину сэру Оливеру, то прежде чем усугубляться в рассмотрение дела, вам бы не мешало выслушать то, что мне, возможно, в недалёком будущем придётся рассказать на суде в Англии.
Сэр Джон пожал плечами и сел. Он понимал, что теперь Розамунду не остановишь, но, с другой стороны, нисколько не сомневался, что она только отнимет у них время и продлит страдания осуждённого.
Лорд Генри почтительно обратился к Розамунде:
— Поскольку пленник не отводит данное обвинение и благоразумно уклоняется от предложенной ему возможности предстать пред судом, у нас нет нужды беспокоить вас, леди Розамунда, равно как и в Англии вам не придётся давать никаких показаний.
— Вы заблуждаетесь, милорд. — Голос Розамунды звучал спокойно, но твёрдо. — Непременно придётся, когда я всех вас обвиню в убийстве в открытом море, а я это сделаю, если вы не откажетесь от своего намерения.
— Розамунда! — в радостном изумлении воскликнул сэр Оливер.
Она взглянула на него и улыбнулась. В улыбке Розамунды сэр Оливер уловил нечто большее, чем желание поддержать его и дружеское расположение. Нет, он прочёл в ней то, за что близкая гибель показалась ему ничтожно малой ценой. Затем Розамунда перевела взгляд на сидящих за столом пятерых джентльменов, которых её угроза повергла в состояние, близкое к столбняку.
— Раз он считает ниже своего достоинства отводить ваше нелепое обвинение, то это сделаю я. Вопреки вашему заявлению, господа, он не похищал меня. Будучи совершеннолетней и вправе распоряжаться собой, я по собственной воле отправилась с ним в Алжир и там стала его женой.
Если бы Розамунда бросила бомбу, то не вызвала бы большего смятения в их мыслях, где и без того уже царила изрядная путаница.
— Его… его женой? — невнятно пролепетал лорд Генри. — Вы стали его…
— Ложь! — взревел сэр Джон. — Она лжёт, чтобы спасти этого презренного негодяя от петли!
Розамунда слегка подалась в сторону рыцаря и усмехнулась:
— Вы никогда не отличались сообразительностью, сэр Джон. Иначе мне не пришлось бы напоминать вам, что, если бы сэр Оливер действительно причинил мне то зло, которое ему приписывают, у меня не было бы причин лгать ради его спасения. Господа, я полагаю, в любом английском суде мой голос будет иметь большее значение, чем голос сэра Джона или кого-нибудь другого.
— Клянусь Богом, вы правы, — откровенно признался озадаченный лорд Генри. — Подождите, Киллигрю!
В очередной раз утихомирив сэра Джона, его светлость обратился к сэру Оливеру, чьё волнение и растерянность, откровенно говоря, ничуть не уступали возбуждению собравшегося в каюте общества.
— А что скажете вы, сэр?
— Я? — с трудом проговорил корсар и уклончиво ответил: — Что же здесь можно сказать?
— Всё это ложь! — вновь оживился сэр Джон. — Мы были свидетелями — вы, Гарри, и я, — и мы видели…
— Вы видели, — прервала его Розамунда, — но не знали, что между нами всё было условленно заранее.
В каюте вновь наступила тишина. Пятеро судей напоминали людей, попавших в трясину, и все их усилия выбраться из неё только приближали неизбежный конец. Но вот сэр Джон усмехнулся и нанёс ответный удар:
— Не удивлюсь, если она поклянётся, что её жених — мастер Лайонел Тресиллиан — по доброй воле вызвался сопровождать её.
— Нет, — возразила Розамунда, — Лайонел Тресиллиан был увезён, чтобы искупить свои грехи — грехи, которые он свалил на брата, те самые, в которых вы обвиняете сэра Оливера.
— Что вы имеете в виду? — спросил его светлость.
— То, что обвинение сэра Оливера в убийстве моего брата — клевета. То, что убийца — мастер Лайонел, который, боясь разоблачения, решил довершить чёрное дело и велел похитить сэра Оливера и продать в рабство.
— Это уж слишком! — крикнул сэр Джон. — Она смеётся над нами, называя чёрное белым, а белое чёрным. Этот хитрый негодяй околдовал её какими-нибудь мавританскими заклинаниями…
— Подождите! Позвольте мне!
Лорд Генри поднял руку и, остановив сэра Джона, внимательно посмотрел на Розамунду.
— Ваше… ваше заявление слишком серьёзно, сударыня. Вы располагаете какими-нибудь доказательствами или тем, что вы считаете таковыми в подтверждение своих слов?
Но обуздать сэра Джона было не так-то просто.
— Она поверила хитрым выдумкам этого злодея. Говорю вам: он околдовал её, это же ясно, как божий день!
Услышав о последнем открытии сэра Джона, сэр Оливер откровенно рассмеялся, давая выход охватившему его лихорадочному веселью:
— Околдовал? Вы и впрямь за обвинениями в карман не полезете. Они сыплются из вас, как из рога изобилия. Сперва пиратство, затем похищение, а теперь ещё и колдовство!
— О, помолчите, прошу вас! — Лорд Генри признаётся, что насмешливый тон сэра Оливера привёл его в некоторое раздражение. — Леди Розамунда, вы серьёзно заявляете, что Питера Годолфина убил Лайонел Тресиллиан?
