— А вы по-прежнему хотите на ней жениться?
— Конечно! — воскликнул Десмонд. — Но расспросы моей матери
пробудили в Селии всяческие сомнения. Во-первых, она хочет узнать причины
трагедии, и ей кажется, что моя мать что-то об этом знает, хотя на самом деле
это не так. Просто она слышала какие-то сплетни…
— Я вам сочувствую. Но мне кажется, что если вы любите друг
друга и хотите пожениться, то нет никаких причин не делать этого. Я должен сказать,
что у меня есть кое-какая информация об этой трагедии. Причины ее неизвестны.
— Я знаю, что это было двойное самоубийство по взаимному
соглашению. Но…
— И вы хотите узнать его причину. Не так ли?
— Так. Точнее, этого хочет Селия, ее беспокоит это, а
значит, и меня беспокоит. Насколько мне известно, ни за кем из родителей Селии
никакой вины не замечено, споров между ними не было…
— А вы знали родителей Селии?
— Да. В сущности мы с ней знакомы с самого раннего детства.
Мои родители и ее жили в Малайе неподалеку друг от друга, и когда мы приезжали
на каникулы, то общались. Она всегда нравилась мне. Потом так случилось, что мы
много лет не виделись. Когда моя мать была в Малайе, ей кто-то говорил, что это
не было самоубийством. Я не верю этому, но мы с Селией хотели бы иметь
кое-какие доказательства.
— Я понимаю вас… Но какое все это имеет сейчас значение для
вашей невесты и для вас? Какая разница, погибли ли они в авиационной
катастрофе, или от другого какого несчастного случая, или в результате
самоубийства?
— Я согласен с вами, но Селия так не думает.
— А вам не приходило в голову, что по прошествии стольких
лет выяснить точно, что произошло, почти невозможно? И потом, какое отношение
это прошлое может иметь к настоящему?
— Это не имело бы никакого отношения, если б моя мать не
вмешивалась в дела, которые ее не касаются. Раньше Селия по этому поводу не
задавалась никакими вопросами. Дома ее в то время не было, она училась в
Швейцарии. В детстве все воспринимается гораздо проще…
— Я не против того, чтобы заняться этим делом, — проговорил
Пуаро. — Человеку свойственно любопытство. И если его внимание приковывается к
какому — либо событию или факту, он, конечно, хочет добраться до сути. Но
давайте зададимся вопросом: а разумно ли сейчас копаться в этой трагедии?
— Может быть, и нет, — кивнул Десмонд.
— Вот видите! Тем более, что прошло так много времени…
— Насчет времени я не могу согласиться с вами. Докопаться до
истины никогда не поздно.
— Интересная мысль. Почему же вы так считаете?
— Дело в том, что есть люди, которые, как мне кажется, могут
рассказать вам многое, если, конечно, захотят. Я полагаю, что мне они ничего не
скажут, потому что не захотят, и Селии не захотят. А вот вы что-нибудь узнать у
них сможете.
— Интересно! — воскликнул Пуаро.
— Лично я об этих событиях мало что знаю. Но кое — что
отдаленно слышал. Кто-то из них был болен психически. Как будто бы это была
леди Рейвенскрофт, кажется она какое-то время лежала в психиатрической клинике.
Говорили, что в молодости с ней произошла какая-то трагедия, связанная с
гибелью ребенка. В общем, эта история в какой-то степени ее касалась.
— Это не ваши собственные сведения…
— Конечно, нет. Это рассказывала моя мать, от кого-то она
все это слышала, когда жила в Малайе. Они ведь там собирались вместе и от
безделья ужасно много сплетничали.
— И вы хотите знать, правда ли то, что говорила ваша мать?
Десмонд кивнул.
— Насколько я понял, мисс Селия не хочет выходить за вас
замуж, пока не узнает, было или не было у ее матери психического расстройства,
которое может передаться и ей.
— Во всяком случае, она это вбила себе в голову. И в
какой-то степени это спровоцировала моя мать. Я думаю, что кроме слухов и
злобных сплетен, у нее нет никаких других доказательств.
— Выяснить этот вопрос весьма непросто, — заметил Пуаро.
— Но о вас говорят, что вы чрезвычайно проницательны. Вы так
умеете расспрашивать, что человек выдает вам все без утайки.
— Кого же я должен расспросить? Я полагаю, когда вы говорили
о тех, кто жил с Рейвенскрофтами на Малайе, то вы не имели в виду коренных
жителей. Вы имели в виду англичан?
— Конечно, хотя я думаю, что они позабыли все подробности, а
некоторые вообще умерли. Я допускаю, что моя мать слышала всякие гнусные
сплетни, но не исключаю того, что она и сама кое — что придумала.
— И вы полагаете, что я в состоянии…
— Господи, конечно же, я не собираюсь просить вас ехать в
Малайю.
— Вы, кажется, сказали, что есть люди, которые что-то знают?
— По-моему, есть два таких человека. В то время они жили в
Малайе.
— Сами вы не хотите обращаться к ним.
— Нет. Во-первых, они ничего не скажут, а во-вторых Селии
это не понравится. Они очень хорошие люди, и именно поэтому они знают… Я очень
бестолково говорю все.
— Напротив. Все ясно, и вы заинтересовали меня. А Селия не
будет возражать против того, что я захочу с ними встретиться?
— Я не особенно обсуждал с ней этот вопрос. Но я знаю, что
она очень любила и Медди и Зили.
— Медди и Зили?
— Да, так их звали. Сейчас я все объясню. Когда Селия была
маленькой, как раз в ту пору мы с ней познакомились. У нас была гувернантка —
француженка. Медди — это сокращенное от мадемуазель. Медди была очень славная,
мы любили играть с ней. Я думаю, она сможет вам рассказать много.
— А кто Зили?
— Она тоже гувернантка. Медди жила у них года два — три, а
потом вернулась во Францию или в Швейцарию, я толком не помню. А вместо нее
приехала Зили. Она была моложе Медди. Слово мадемуазель разделили на два слога:
Медди и Зили. Вторую девушку звали Зили. Она была очень хороша собой и веселая.
Мы все были влюблены в нее. И даже генерал благоволил к ней, потому что она
хорошо играла в карты. Они вместе играли в пикет и другие игры.
— И леди Рейвенскрофт тоже играла?
— Конечно. Она очень любила Зили, и Зили отвечала ей полной
взаимностью. Когда кончился срок занятий с детьми, она уехала домой, но потом
снова вернулась к ним.
— Почему?
— Леди Рейвенскрофт болела, и Зили ухаживала за ней. В
общем, была вроде компаньонки. Точно я не знаю, но мне почему-то кажется, что,
когда случилась трагедия, Зили была там. По-моему, она должна знать причину.
