— Селия, — подсказал Пуаро.
— А мальчик был моложе. Ему было годика три — четыре. Я
помню как его звали: Эдвард. Он был непослушный, но добрый. Мне было с ним
хорошо.
— Я слышал о том, что дети любили вас, потому что с вами
было интересно.
— Я люблю детей, — просто сказала мадемуазель Русель.
— Они звали вас Медди!
— Как приятно мне вспомнить это имя, — засмеялась она.
— А знали ли вы мальчика, которого звали Десмонд. Десмонд
Бертон-Кокс.
— Да, припоминаю. По-моему, он жил в соседнем доме или чуть
подальше.
— Вы долго жили в этой семье, мадемуазель? — спросил Пуаро.
— Года три — четыре. Потом тяжело заболела моя мама, и мне
пришлось вернуться, чтобы ухаживать за ней. Она прожила после этого около двух
лет. А я открыла небольшой пансионат, где воспитывались девочки, желавшие
изучать иностранные языки. В Англии мне бывать больше не приходилось. Однако
год или два дети присылали мне поздравительные открытки.
— Как вам показалось тогда, супруги Рейвенскрофт были
счастливой парой?
— О да! И они любили своих детей!
— Вы, кажется, сказали, что леди Рейвенскрофт любила свою
сестру. А она ее?
— Мне трудно сказать. Дело в том, что Долли была психически
больна и подчас вела себя очень непоследовательно. Она очень ревновала сестру и
ее мужа. Мне говорили, что он сначала ухаживал за ней, но очень быстро
разочаровался и перенес свое внимание на Молли. А она, надо сказать, была очень
милой женщиной и очень уравновешенной. Что же касается Долли, то она была
весьма переменчива. Она то обожала сестру, то ненавидела ее. Кроме того, Долли
считала, что Молли слишком много внимания уделяет детям… Знаете, есть человек,
который может вам рассказать больше, чем я. Это мадемуазель Мохор. Она живет в
Лозанне, она занималась воспитанием детей Рейвенскрофтов после меня в течение
нескольких лет. А потом была компаньонкой Маргариты. Ну, это после того, как
Селию отправили учиться за границу.
— Я как раз собирался повидаться с ней, — сообщил Пуаро. —
Адрес у меня есть
— Прекрасно! — воскликнула мадемуазель Русель — Я думаю, она
даст вам более обширную информацию. И вообще она — прекрасный и надежный
человек. Если кто-нибудь и знает причины трагедии Рейвенскрофтов, то это она.
Правда, она сдержанна и неболтлива, и я, право, не знаю, захочет ли она вам
сказать.
Пуаро, направляясь к мадемуазель Мохор, предполагал, что
встретит немолодую и весьма суровую женщину. А она оказалась, по крайней мере,
лет на десять моложе, чем он предполагал, привлекательная внешне, оживленная, с
добрым взглядом.
— Я Эркюль Пуаро, мадемуазель, — представился он.
— Очень приятно. Я ждала, что вы приедете сегодня или
завтра!
— Вы получили мое письмо?
— О нет! Я думаю, оно еще на почте. У нас весьма ненадежная
почта. Я получила письмо от другого человека.
— От Селии Рейвенскрофт?
— Тоже нет! Письмо от ее друга, которого зовут Десмонд
Бертон-Кокс. Он подготовил меня к вашему появлению.
— Ах, вон как! Он умница и не тратит времени зря. Он очень
хотел, чтобы я повидался с вами.
— Я так и поняла. У них с Селией какие-то неприятности, и он
полагает, что вы можете помочь им.
— И они надеются, что вы мне в этом поможете…
— Они влюблены друг в друга и хотят пожениться, — улыбнулась
мадемуазель Мохор.
— А на их пути возникли трудности.
— Я поняла, что дело в матери Десмонда.
— Не совсем так, — сказал Пуаро. — Причины в семье Селии. И
поэтому его мать не хочет, чтобы он женился на ней.
— Вы имеете в виду трагедию, случившуюся с родителями Селии?
— Да. У Селии есть крестная, которую мать Десмонда просила
выяснить у девушки причины самоубийства родителей.
— Это бессмысленно, — проговорила мадемуазель. — Садитесь,
пожалуйста, месье Пуаро. Селия ничего не могла рассказать своей крестной миссис
Оливер, потому что сама ничего не знает.
— Насколько мне известно, Селии в то время не было дома и
никто ей ничего не рассказывал. Я прав?
— Да. Сочли, что это нецелесообразно.
— А вы согласны с таким решением?
— Трудно сказать… Впрочем, насколько я знаю, Селию этот
вопрос не интересовал. Когда случилась беда, она была еще очень юна и
восприняла это, как авиационную или дорожную катастрофу, в результате которой
погибли родители. Она училась здесь в пансионате, а я в это время жила в Англии
с ее родителями в Оверклифе. Я была компаньонкой у леди Рейвенскрофт.
— Когда случилось это самоубийство, вы были там?
— Да, — кивнула мадемуазель Мохор. — Они, как обычно, ушли
прогуляться и не вернулись. Их нашли мертвыми. Сначала думали, что их кто-то
застрелил. Между их телами лежало оружие, принадлежавшее генералу. Обычно оно
находилось в ящике стола в его кабинете. На нем были отпечатки пальцев и
генерала и леди. И больше ничьих. Это и дало повод счесть их смерть за самоубийство.
— А вы, мадемуазель, согласны с этой версией?
— У меня нет оснований не доверять выводам полиции.
Пуаро внимательно посмотрел на мадемуазель Мохор. Выражение
ее лица было совершенно спокойным.
— Вы больше ничего не можете мне сказать? — спросил он.
— Боюсь, что нет. Ведь прошло так много времени.
— Но вы помните те дни?
— Такое трудно забыть…
— И вы по-прежнему полагаете, что Селии не стоит ничего
рассказывать?
— А я больше ничего не знаю. И то, что знаю я, знает и
Селия.
— Но вы же были с ними все предыдущее время, два или три
месяца.
— Даже больше…
— Сестра леди Рейвенскрофт в это время тоже жила у нее?
Мадемуазель Мохор кивнула:
— Да, до этого она находилась на излечении в клинике. Но
врачи сочли, что состояние ее здоровья улучшилось настолько, что она может
находиться в семье. Селия была в школе и леди Рейвенскрофт пригласила сестру
погостить у нее.
— Сестры любили друг друга? — спросил Пуаро.
— Трудно сказать, — мадемуазель Мохор нахмурилась. — Они
были близнецами, и между ними была какая-то особая связь
