Это его отец, Колин Колдхейм, приобрел порох на соседнем судовом заводе, где разрезали корабли на лом. На заводе — который, кстати, давно успели закрыть — работал кто-то из его родственников и обнаружил, что у какого-то старого, допустим, эсминца остался в неприкосновенности один из пороховых погребов. Колин купил весь порох и использовал его для разведения огня. Взрывается порох только в замкнутом объеме, а так это идеальная растопка. Запасов хватило бы лет на двести, даже если бы папа тоже применял порох с той же интенсивностью, так что, видимо, Колин рассчитывал его перепродать. Когда-то папа действительно использовал порох для разжигания кухонной плиты, но это было давно. Бог знает сколько там еще этого добра; я видел огромные штабеля, на тюках даже сохранились штампы Королевского ВМФ, и я долго ломал голову, как бы оприходовать это богатство, но единственное, до чего я в итоге додумался, — это что можно было бы устроить подкоп из сарая и забирать порох из дальних рядов, так чтобы изнутри подвала запас казался нетронутым. Отец проверяет подвал примерно раз в две-три недели — опасливо спускается с фонарем и пересчитывает тюки, принюхивается и проверяет показания термометра с гигрометром.
В подвале приятная прохлада и совсем не сыро, хотя грунтовые воды должны залегать очень близко, и отец вроде бы знает, что делает, он уверен, что вещество не стало нестабильным, но, думаю, он все равно опасается, особенно после Бомбового Круга. (Снова виновен; опять вина моя. Второе мое убийство — и не исключено, что кто-то из родственников начал тогда что-то подозревать.) Впрочем, если он так боится, почему тогда все не выкинет? Наверно, у него тоже связано с этим порохом какое-нибудь суеверие. Связь с прошлым и все такое или злой таящийся демон, символ всех злодеяний нашего семейства, не иначе как ждет подходящего случая нас удивить.
Короче, к пороху мне не подобраться, так что я вынужден таскать из города железные трубки и всячески с ними уродоваться, выгибать и отпиливать, высверливать, обжимать и снова выгибать, так что верстак и весь сарай скрипят от натуги. Целое искусство, если подумать, по крайней мере квалификации требует немалой, и лишь мысль о том, на что применю плоды моих трудов, мешает мне все бросить, заставляет проливать семь потов над тисками.
Я прибрался в сарае, уничтожил все следы моего бомбоклепания и пошел обедать.
— Они его ищут, — вдруг произнес папа, прожевав очередную порцию капусты с соевым фаршем и готовясь закинуть в рот следующую.
Он блеснул на меня своими черными глазами, будто струей из огнемета опалил, и снова уткнулся в тарелку. Я хлебнул откупоренного к обеду пива. Эта партия вышла у меня лучше, чем предыдущая, да и крепче.
— Эрика?
— Да, Эрика. Они ищут его на болотах.
— На болотах?
— Они думают, он может скрываться на болотах.
— Ну да, это, пожалуй, объясняет, почему они ищут его там.
— Именно так. — Папа покивал. — Что это ты все время под нос себе гудишь?
Я прокашлялся и вгрызся в очередной бифбургер, сделав вид, что не слышал вопроса.
— Я тут думал… — начал он и, зачерпнув очередную порцию коричнево-зеленой смеси, долго ее жевал.
Я ждал, что он скажет дальше. Он вяло махнул своей ложкой, указывая примерно в направлении верхнего этажа, и произнес: — Какая, по-твоему, длина телефонного провода?
— Натянутого или ослабленного? — тут же уточнил я, отставив стакан с пивом.
Папа хмыкнул и снова принялся за еду. Судя по всему, ответ если и не порадовал его, то удовлетворил. Я отхлебнул пива.
— Я сейчас в город, — наконец проговорил он, ополоснув рот натуральным апельсиновым соком. — Заказы особые будут?
Я помотал головой, отхлебнул пива и сказал:
— Нет, все как обычно.
— Картофельное пюре «Минутка», бифбургеры, сахар, пирожки с мясом, кукурузные хлопья и прочая дрянь, верно? — Он едва заметно скривился в презрительной усмешке, хотя сказано все было довольно ровным тоном.
— Верно, — кивнул я. — Ты мои вкусы знаешь.
— Питаешься черт знает как. Надо было с тобой построже.
Я ничего не ответил, пригнулся к тарелке, сосредоточился на еде. Макушкой я ощущал папин пристальный взгляд, слышал плеск сока в его стакане. Наконец он поднялся из-за стола и пошел к раковине ополоснуть тарелку.
— В город вечером собираешься? — спросил он, отвернув кран.
— Сегодня нет, сегодня я дома. Завтра поеду.
— Надеюсь, ты не будешь опять нажираться как свинья. Когда-нибудь тебя арестуют, и что тогда прикажешь делать? — Он покосился на меня. — Что, а?
— Я не нажираюсь как свинья, — заверил я его. — Стаканчик-другой за компанию, и все.
— За компанию, говоришь? Ну-ну. Как-то слишком много от тебя потом шума. — Он смерил меня суровым взглядом и опять сел к столу.
Я пожал плечами. Естественно, я напиваюсь. Что толку пить, если не напиваться? Но я держу себя в руках, лишние сложности мне ни к чему.
— В любом случае постарайся держать себя в руках. Я все равно узнаю, сколько ты выпил, по твоему бзденью. — Он издевательски фыркнул, словно взбзднул.
У отца была разработана целая теория о том, что между мозгом и кишечником существует связь, основополагающая и самая что ни на есть прямая. Эту теорию он тоже пытается внедрить в массы; он написал здоровенную, на несколько десятков страниц, статью («Бздительный страж»), которую тоже периодически отсылает лондонским издательствам и которую они, конечно же, заворачивают. Он утверждал, что способен по испускаемым человеком газам определить не только, что тот ел-пил, но и какие-то физиологические особенности, оптимальный рацион, склад характера, нервничает человек, или расстроен, или скрывает какую-то тайну, смеется у тебя за спиной или пытается втереться в доверие, и даже о чем думает в данный конкретный момент (последнее не столько по запаху, сколько по звуку). Полная чушь.
— Хм, — уклончиво произнес я, даже чересчур уклончиво.
— Узнаю, узнаю, — кивнул он.
Я доел, откинулся на спинку стула и вытер рот ладонью — главным образом чтобы позлить отца. Тот продолжал кивать:
— Я знаю, когда ты пил светлое, когда темное. Даже «гиннес» иногда чую.
— «Гиннес» я не пью, — соврал я, но в глубине души впечатлился. — Боюсь подхватить грибковое заболевание горла.
Юмора он, видимо, не уловил, потому что сразу продолжил:
— Совершенно бесполезная трата денег. Только не думай, что я буду твой алкоголизм финансировать.
— Да хватит тебе, — отмахнулся я и встал.
— Я знаю, о чем говорю. Сколько видел я мужиков, не чета тебе были, тоже думали, что им море по колено, а потом кончали под забором, в обнимку с бутылкой крепленого.
Если он думал, что это будет удар ниже пояса — насчет мужиков, которые не чета мне, — то здесь он просчитался, эту тему мы давно исчерпали.
