Дядя Вася брезгливо взял паспорт в руки.
Паспорт оказался не только потертым, но и засаленным, мятые страницы топорщились, как капустные листья.
– Ты что, кастрюли с супом на него ставил? – проговорил Василий Макарович, двумя пальцами придерживая паспорт и пытаясь открыть первую страницу. – Или в компот ронял?
– Всякое бывало, – ответил Карась меланхолично. – Жизнь, она долгая… а тебе, дядя, не все ли равно, как он выглядит? Тебе какой нужен – красивый или настоящий?
– Настоящий, – проговорил дядя Вася, с трудом расклеив первые страницы и заглядывая в паспорт. – Взгляни-ка, племянница…
Я подошла к нему и заглянула в документ.
На первой странице находилась фотография особы с пустыми недовольными глазами. Рядом была напечатана фамилия и прочие данные. Паспорт принадлежал гражданке Щукиной Алене Геннадьевне.
– Не вышел номер! – проговорил дядя Вася, закрывая паспорт.
– Ну что ж, как вы говорили, отрицательный результат – тоже результат, – утешила я его, как могла. – У нас остается еще вариант с автоответчиком… Ну, и тот, где девушка за границу уехала.
– Не понял, – вмешался Карась в нашу беседу. – Что вы там про заграницу излагаете? Ведь речь шла про общегражданский паспорт, то есть внутренний… короче – платите деньги согласно договору и забирайте документ!
– Извини, Карась, договор отменяется! – проговорил дядя Вася. – Качество товара нас не устраивает!
– Чего? – рассердился Карась. – Нормальное качество! Вам за такие деньги в другом месте только читательский билет для районной библиотеки сделают! Так дела не делаются! Мы договорились, я вам даже навстречу пошел, скидку сделал…
Он хотел еще что-то добавить, но тут к деловым переговорам подключился Бонни. Он сделал шаг вперед, чуть приоткрыл свою огромную пасть и издал низкое, басистое рычание, слегка напоминающее звук отдаленной грозы или рев моторов заходящего на посадку сверхзвукового самолета.
Обычно такой маневр действовал на малознакомых людей безотказно.
Так случилось и на этот раз: Карась побледнел, попятился и исчез с удивительной для такого неспортивного человека скоростью.
Бонни что-то стал часто почесывать левое ухо, и я забеспокоилась, не подхватил ли он клеща или еще какую инфекцию. К ветеринару пока решила его не водить – уж очень это хлопотное мероприятие. Там, в клинике, ребята хорошие и Бонни совершенно не боятся. И он, надо сказать, врачей слушается, но вот пока мы сидим в очереди, Бонни умудряется пообщаться со всеми. И после этого общения иногда больные животные со страху выздоравливают, говорят же, что небольшой стресс для организма даже полезен! Но вот их хозяева спокойно могут заработать сердечный приступ, нервную трясучку или стрессовое высыпание на коже. А клиника-то ветеринарная, так что первую помощь им там не окажут… В общем, все сложно.
Короче, я решила забежать в магазин «Собачья жизнь», у них ведь есть лекарственный отдел. А если магазин все еще закрыт, то хоть Эльвиру Эдуардовну повидаю. Я ведь тогда ее не поблагодарила за сведения о Щукиной.
Магазин работал, это дядя Вася посодействовал, убедил своих старых знакомых в милиции, что опечатывать зоомагазин никак нельзя – зверье без ухода погибнет.
– Эльвира Эдуардовна у себя! – приветливо сказала мне немолодая продавщица. – Только вы подождите немножко, у нее посетитель! Она скоро освободится…
Судя по крикам, доносившимся из кабинета, у Эльвиры была посетительница. Голос визгливый и очень громкий. Вряд ли они договаривались о поставках или проверяли бухгалтерские документы. Так что когда дверь рывком распахнулась, я примерно представляла, кого увижу.
В маленький коридорчик перед кабинетом директора вывалилась полная и чрезвычайно взбудораженная тетя. Лет тете было прилично за сорок. Но она пыталась доказать всем и себе в том числе, что ей нет еще и тридцати пяти. С этой целью она надела очень короткую черную юбку бочонком и ботинки на высоченном каблуке. Сверху было ворсистое пальтецо в черно-белых ромбах – очевидно, так тетя понимала траурное одеяние. Потому что видно было сразу, что в кабинете была вторая жена покойного директора и она же наша заказчица, та, что наняла дядю Васю, чтобы он доказал, что господина Ангорского убила его бывшая жена Эльвира.
– Я с этим делом непременно разберусь! – сама себе говорила новоиспеченная вдова. – Это у них так не пройдет! Думают, если одинокая женщина, то заступиться некому!
Отчего-то я уверилась, что сейчас вдовица направит свои стопы прямиком к дяде Васе, и подло порадовалась, что меня в это время там не будет. Потому что мало дяде Васе не покажется. Вот если бы у него в квартире находился Бонни…
– Эльвира Эдуардовна, можно к вам? – Я несмело постучалась в кабинет.
Она подняла голову от бумаг и неподдельно обрадовалась:
– Василиса, девочка, заходи, дорогая!
Отчего-то мне стало приятно. В кабинете был беспорядок: на столе и на стульях навалены какие-то папки и бумаги россыпью, шкаф открыт. Сама Эльвира выглядела не блестяще – бледная, под глазами круги, нос распух, а сами глаза красные.
– Вы не больны? – испугалась я.
– Да аллергия проклятая замучила, – пожаловалась она, – не могу я здесь… Вот, надумала магазин продавать. Покупателя уже нашла, как только с делами разберусь, счета в порядок приведу и милиция добро даст, так сразу и спихну эту обузу с плеч. Аньке-дуре долю выделю, – она кивнула на дверь.
– Достает она вас?
– Не то слово, – Эльвира махнула рукой, – каждый день скандалить приходит, как на работу! Совсем с катушек сошла, обзывается неприличными словами, перед покупателями стыдно! Говорит, что от горя голову потеряла, а я так думаю, что от жадности… Ох, говорила я Николаю, чтобы не женился на ней, да он разве слушал… Ну, что мы про нее… Ты скажи, какие новости?
– Ищем мы эту Щукину, – сказала я, – очень упорно ищем. Похоже, что паспорт у нее чужой, краденый. Так вот сейчас мой напарник всех подходящих Щукиных проверяет, чтобы через них на нее выйти… Но точно знаю, что это она в тот вечер в магазине была.
Я рассказала Эльвире про Гену Прыща и про его необычайный дар.
На этот раз мы отыскали Генку у Нюры в «Полянке». Народу у нее в обеденное время собралось немного – утренние опохмельщики уже ушли, а вечерние клиенты пытались подзаработать где-нибудь деньжат на порцию дешевой водки. В долг Нюра никому не наливала, это пьющая публика знала твердо.
Гена ссутулился за неприбранным столиком, грустно глядя на пустую рюмку, и фальшиво подпевал попугаихе Люке, сидевшей рядом с тарелкой:
– На тебе сошелся клином белый све-ет…
Голос у Гены был тоненький и дребезжащий.
– Здоров, Гена! – сказал дядя Вася, усаживаясь напротив. – А мы снова к тебе по делу. Давай, тезка, предъявляй ему вещественные доказательства!
