В этот раз Питт приехал на Боу-стрит позднее обычного и был удивлен странной атмосферой напряженности в участке. Дежурный сержант был чем-то обеспокоен, лицо его было красным, он беспорядочно перекладывал бумаги на столе, даже не глядя в них. Верхняя пуговица его мундира была расстегнута, но все равно казалось, что ворот душит его. Два констебля растерянно переглядывались и переминались с ноги на ногу, пока сержант сердито не рявкнул на них и не велел заняться чем-то стоящим, а не торчать здесь без дела. Мальчишка-рассыльный принес газету и, как только ему уплатили, тут же поспешил уйти, толкнув при этом Питта и даже не извинившись.
— Что происходит? — спросил недоумевающий инспектор. — Что-то случилось?
— Запрос в парламенте, — ответил сержант и поджал губы. — Он в ярости.
— Кто? — удивился Питт, скорее из любопытства и пока еще не испытывая тревоги. — Что произошло, Дилкс?
— Мистер Урбан пригласил адвоката, чтобы тот снова возбудил дело против мистера Осмара, а тот, обозлившись, пожаловался своим дружкам в Палате общин. — На его лице были испуг и презрение. — Теперь они сделали запрос и обвиняют констеблей Кромби и Алардайса в лжесвидетельстве на суде, а всю полицию — в коррупции. — Сержант сокрушенно покачал головой, в голосе его звучала тревога. — Они такое там говорят, мистер Питт… Многие уже начали сомневаться, правильно ли вообще мы действуем. Да еще эти убийства в Уайтчепеле прошлой осенью, когда полиция так и не поймала убийцу… Говорят, что мы так плохо работаем, что даже убийцу не смогли поймать. Припоминают и отставку комиссара полиции. А теперь вот эта история с Осмаром… Нам ни к чему такие неприятности, мистер Питт, поверьте мне. — Он сокрушенно поморщился. — Чего я не понимаю, так это того, как могло такое ерундовое дело вызвать столько шума.
— Я тоже не понимаю, — согласился Питт.
— Ну, побаловался слегка с девицей в парке… Он должен был знать, что так не положено себя вести в публичном месте. Если ты джентльмен, то и веди себя как джентльмен. Стоило только ему извиниться, и все бы обошлось, кому какое до него дело. Пообещал бы, что такое больше не повторится… Так нет же, надо, чтобы с этим разбирались аж в парламенте, а там, глядишь, до самого министра внутренних дел дойдет, и тогда он спросит нас, чем мы тут занимаемся.
— Да, мне тоже непонятна эта история, — согласился Питт.
Но он уже думал о судье Эдисоне Карсуэлле и о том, как опасно нагнетание антиполицейских настроений, особенно усилившихся после волнений на Трафальгар-сквер, прозванных «кровавым воскресеньем», и прошлогодних убийств в Уайтчепеле. За ними последовала громкая отставка комиссара полиции, доставившая всем много неприятностей. Неотступно преследовала мысль, что оба — Карсуэлл и Урбан — значатся в списке ростовщика, и, видимо, не без причины — скорее всего, как объекты шантажа. Ему предстоит еще найти третьего — Латимера.
— Мистер Урбан у себя? — спросил Питт у дежурного.
— Да, сэр, но…
Томас, не дослушав его, уже направился по коридору к кабинету Урбана.
— Войдите, — ответил тот на его стук в дверь.
Войдя, Питт увидел, что старший инспектор сидит перед пустым столом, уставившись в его полированную поверхность. Он не ожидал увидеть Питта.
— Здравствуйте. Нашли убийцу?
— Нет, — ответил Томас и растерялся. Своим прямым вопросом Урбан лишил его возможности начать разговор издалека. — Нет, не нашел.
— Чем я могу вам помочь? — просто спросил Урбан. Лицо его было спокойным. Глядя в глаза Питту, он ждал ответа.
Тому ничего не оставалось, как быть предельно откровенным — или же отступить и признать свою не-удачу.
— Где вы были во вторник две недели назад? — спросил он. — Поздно вечером?
— Я? — Если Урбан притворился удивленным, то это очень хорошо у него получилось. — Вы считаете, что я убил вашего процентщика?
Питт сел на стул.
— Нет, — честно признался он. — Но почему ваше имя стоит в списке ростовщика? Чтобы исключить вас из числа подозреваемых, я должен знать, что в тот вечер вы были совсем в другом месте.
Урбан улыбнулся. У него была обаятельная и искренняя улыбка, а в глазах мелькали искорки неподдельного юмора.
— Увы, не могу вам этого сказать, — тихо произнес он. — Вернее, я не хотел бы этого делать. Но я не был на Сайрус-стрит в тот вечер, и я не убивал ростовщика или еще кого-либо.
Питт тоже улыбнулся.
— Боюсь, одних ваших слов мне недостаточно.
— Знаю, что недостаточно. Сожалею, но это все, что я могу ответить на ваш вопрос. Сколько имен в списке?
— Три. Один из них остался неопрошенным.
— Кто же эти двое, кроме меня?
Питт на мгновение задумался, прикидывая в уме дальнейший ход разговора. Зачем Урбану знать это? Хочет ли он помочь ему или ищет возможность переложить вину на кого-то другого? Урбан прекрасно знает, что лучше оставаться подозреваемым, чем сознаться.
— Я пока предпочитаю держать это в секрете, — ответил Томас, тоже спокойно и с дружелюбной улыбкой.
— Нет ли там Эдисона Карсуэлла? — вдруг спросил Урбан.
Губы его крупного рта чуть тронула ироничная усмешка, когда он увидел на лице Питта ту степень изумления, которая исключает всякое отрицание.
— Да, — сдался Томас.
Не было смысла притворяться. Урбан прочел правду в его глазах, и теперь ложь была невозможной.
— М-м-м, — задумчиво протянул старший инспектор, откинувшись на спинку кресла. — Вы, конечно, продолжите расследование, не так ли? — Он не спрашивал о третьем имени в списке, и это что-то значило. — Вам, разумеется, уже известно, что этот чертов Осмар подговорил своих дружков поднять вопрос в парламенте?
— Да, сержант Дилкс сказал мне. Что вы собираетесь делать?
— Я? — Урбан поудобней устроился в кресле. — Буду вести расследование, конечно. Законы обязательны для всех, даже для бывших помощников министра. Нечего вести себя неприлично на скамье в парке. Если тебе хочется показать перед девицей, какой ты дурак, лучше делать это там, где ты не оскорбляешь при этом взоры прогуливающихся старых леди и не пугаешь лошадей.
Питт широко улыбнулся.
— Желаю успеха, — сказал он сдержанно и откланялся.
Каким образом Урбан узнал, что первым в списке Уимса стоял Эдисон Карсуэлл? Зачем вслух высказал свою догадку?
Питт не мог следить за Урбаном — они слишком хорошо знали друг друга. С неохотой он уступил это Иннесу.
Домой Томас вернулся раньше обычного. У него остался всего лишь Латимер, но им он займется завтра. Инспектор не испытывал угрызений совести, откладывая это дело еще на один день, ибо знал, какая это чертовски неприятная задача после того, что он узнал о Карсуэлле и Урбане. И еще он боялся того, что его ожидало.
