— Ну-у-у… разные бывают обстоятельства. К тому же далеко не всем людям свойственно чувство благодарности.
Стас налил себе еще коньяка, быстро выпил и снова наполнил рюмку.
— Такие поступки не забываются. Я прекрасно помню, что обязан ему жизнью. И помнил об этом всегда. Он ведь не просто спас меня в той ситуации, но и в принципе вытащил из задницы, предоставив хорошую работу. И в дальнейшем всегда помогал. Поэтому, когда Элла рассказала мне о случившемся, я просто не мог поверить, что Сережи больше нет. Я очень его любил.
— Друзей терять всегда тяжело, — задумчиво проговорил Валерий, отпивая из своей рюмки.
— Нет, вы меня не поняли. Я его по-настоящему любил… Очень… Понимаете?..
Я едва сдержала нервный смешок, а Валерий густо покраснел, смущенно откашлялся и почему-то хрипло спросил, с трудом подбирая слова:
— А он… хм… он вас… он вам отвечал… э-э-э… взаимностью?
— Не знаю. — Стас грустно улыбнулся, отвернулся и подошел к окну. — Я никогда не говорил ему об этом. И вообще никому не говорил. А теперь уже не имеет смысла…
— А Сергей знал, что вы… ну-у-у… как бы это сказать…
— Голубой? Думаю, да. Мы не говорили о моей ориентации, но я никогда не делал из этого секрета.
Новость была просто ошеломляющей. Могу себе представить, какие чувства испытывал фантазер Гурьев, после того как его версия о влюбленной парочке Стас + Эллочка, решившей угробить законного мужа ради собственного счастья и дополнительного обогащения, в один момент накрылась бордовой шляпой. То есть, извините, голубой.
Тем временем Стас допил третью рюмку и тяжело опустился в кресло.
— Вы меня извините, но голова никак не проходит. Боюсь, в ближайшие несколько часов я абсолютно не коммуникабелен.
— Последний вопрос, — оправившись от потрясения, засуетился Валерий. — Какое отношение к вам имел господин Геллер Олег Павлович?
— Геллер? — Стас аккуратно, словно боясь разбить, положил голову на спинку кресла. — Первый раз слышу.
— Это юрист, который занимался оформлением бумаг о переводе банка на ваше имя.
— Очень может быть. Но я в этом участвовал лишь посредством подписывания документов. Саму процедуру Сережа взял на себя. Так что тут мне совершенно ничего не известно. Поговорите с этим юристом сами.
— Ну уж спасибо! — искренне возмутился Гурьев. — Личное общение с господином Геллером я предпочитаю оставить до Страшного суда.
— Как вам будет угодно. — Кажется, Косимов ничего не знал о печальной судьбе Олега Павловича, разделившего участь его бывшего друга. — Если у вас возникнут еще какие-нибудь вопросы — звоните. А сейчас, не сочтите за хамство, но я слишком устал.
Выбранный Станиславом Игоревичем псевдоаристократический тон как нельзя лучше свидетельствовал о том, что нам в самом деле надлежит удалиться. Что мы и исполнили с достоинством, вежливо попрощавшись с гостеприимным хозяином и извинившись за беспокойство.
— Ты на работу? — спросил Валера уже на улице.
— А ты предлагаешь мне погулять с тобой под дождем? — ответила я, зябко поеживаясь.
— По мне так не мешало бы еще раз поговорить с ближайшим окружением господина преставившегося юриста. Не верю я в такие совпадения. Не может быть, чтобы между ними не оказалось никакой связи. Наверняка с оформлением документов на владение банком что-то нечисто. Даже если душка Стасик и ни при чем, а всего лишь козел опущения, то есть отпущения, на которого предприимчивый банкир, господин Бессметнов, пытался списать свои грехи, Геллер должен был знать, что тут и почем.
— Ты же был в конторе Геллера — там тебе ничего не рассказали. Сомневаюсь, чтобы родственники были в курсе его рабочих дел, особенно если они не во всем соответствуют букве закона. Такими вещами даже с родственниками не делятся.
— Так-то оно так, но я просто уже не знаю, где нам раздобыть необходимую информацию, — нервно скребя подбородок, ответил Валера.
— А что, с душки Стасика обвинения уже сняты?
— Я бы не стал говорить об этом так категорично. Не нравится он мне. Слишком уж милый. Да еще и голубой.
— Но, с другой стороны, согласись, трудно завязать роман с женой друга, если ты ни от кого не скрываешь своих сексуальных привязанностей.
— Это могло быть убийство на почве ревности.
— В таком случае на месте Сергея должна была бы быть Эллочка. Какой смысл убивать предмет своего обожания?
— Ну… Стас мог во всем признаться Сергею. Тот, как любой нормальный мужик, скорее всего послал его, причем именно туда, куда Станиславу Игоревичу и хотелось пойти…
— Валерка, не хами! — возмутилась я.
— Извиняюсь. Одним словом, мальчик-гей обиделся на то, что в характере Сергея превалирует первый слог его имени и начисто отсутствует второй, и решил отомстить обидчику.
— Прямо шекспировские страсти. «Так берегись же любви моей!» По-моему, тебе не дают покоя лавры Галины Сергеевны в области изобретения уму непостижимых версий. К тому же, на мой взгляд, Стас совершенно не похож на голубого.
— Ну не знаю. Я не большой специалист по ненормалам. А если ты права, так на фига ж он о себе гадости такие говорит? Ясное дело — отмазаться пытается. Решил, что лучше на словах стать лицом нетрадиционной сексуальной ориентации, чем потом на самом деле превратиться в такового в тюрьме.
— Ладно. В конце концов, об этом можно и у Эллочки спросить.
— Ага, так она тебе и сказала правду, если они один вальс в четыре руки играют.
— Все равно это не проблема. Если приспичит, можно будет в банке справки навести. Там тебе уж точно все расскажут, и даже с подробностями.
— Могу себе представить. Небось весь банк на ушах стоит. Еще бы, исполнительный директор и пи… м-м-м… пиетет к хозяину питает… нежный… К тому же, похоже, еще и алкоголик. От головной боли ему, видите ли, коньяк помогает…
— Ох, Валерка, не дай бог тебе на язык попасться. Ладно, ты как хочешь, а мне возвращаться надо: очень ответственное мероприятие по восстановлению своей репутации в глазах начальства. Сам понимаешь.
— Это Станиславу Игоревичу о репутации думать надо, а тебе чего? Каждый имеет право на ошибку, тем более что тут и вины-то твоей нет. Да и Пашка обещал все устроить в лучшем виде.
— Именно это меня и беспокоит. К тому же все, что могли, мы с тобой сегодня сделали. К Геллеру ехать бессмысленно. Так что уж признайся честно, просто пытаешься ко мне на обед напроситься?
— От тебя ничего не утаишь, — рассмеялся Валера. — Ну что уж тут поделаешь, раз у тебя жестокий приступ трудоголизма, поехали — доставлю тебя до места.
В операторской вовсю кипела работа, поэтому мое появление заметили только тогда, когда я осведомилась у Леры, можно ли осчастливить мою скромную персону чашкой горячего чая. Хоть я и не успела промокнуть, но озябла сильно. Больше всего мне хотелось сейчас забраться под теплое одеяло, но проклятое чувство товарищеского локтя, вполне могущего оказаться под ребром в случае дезертирства, не позволяло мне бросить ребят на произвол судьбы.
