«Он хочет убедить меня, что братец бесследно сгинул, — подумала я. — Что-то здесь не так — нужно проверить каждую мелочь. Потом может быть поздно».
— Странно, что при такой незаинтересованности в судьбе родственника, вы еще отправились его провожать! — обиженно заметила я. — Вы действительно уверены, что Игорь Николаевич уехал?
— Вы очень странная женщина, — неодобрительно заметил Кавалов. — Это неслыханно! Игорь уехал утренним поездом. Четвертый вагон, восьмое купе. Можете проверить, если такая дикая идея придет вам в голову. Слава богу, билеты теперь регистрируют!
— Да, это очень удобно, — согласилась я. — А скажите, Игорь Николаевич вполне здоров?
Кавалов будто споткнулся.
— А-а… Не понял! — насторожился он. Голос его зазвучал напряженно, почти испуганно. — А какие могут быть сомнения в его здоровье?
— Ну, не знаю, — сказала я. — Со щекой у него все в порядке?
— С какой щекой? — в голосе Кавалова уже слышалось настоящее смятение. — Что вы имеете в виду?
— Да так, — сказала я. — Раз вы ничего не заметили…
— Я ровным счетом ничего не заметил, — поспешно заявил Кавалов. — И простите, давайте закончим этот разговор. Я сейчас очень занят.
— О, разумеется! — ответила я. — Простите, ради бога! Как начинаю болтать, так никогда вовремя не могу остановиться… Он повесил трубку, даже не дослушав фразы. Я попыталась сосредоточиться, но это у меня плохо получалось. Из-под моих ног вышибли почву, мысли разбегались как муравьи.
Итак, вся моя затея оказывалась бессмысленной. Эдита Станиславовна отправилась к брату. Он не отвечает на звонки, он не отпирает дверь — это неизбежно вызовет ее беспокойство. А убийца уехал в купейном вагоне, справедливо рассудив, что свобода дороже любых сокровищ. За ними уже никто не вернется, а я — в полных дураках. И Закреев. Вот он-то уж в полном и беспросветном дерьме — лучше не скажешь.
Давно мне не было так плохо. Машинально я раскрыла ящик стола и наугад нащупала сигаретную пачку. Выудив одну сигарету, я сунула ее в рот и щелкнула зажигалкой. С сигаретой в зубах я чувствовала себя решительнее. Но сейчас не сработало и это.
Я набрала домашний номер Блоха. Три долгих гудка — и вдруг в ухо мне вырвался настойчивый мужской голос с отчетливой металлической ноткой:
— Алло! Слушаю вас! Алло! Говорите же!..
Я тут же положила трубку. Ошибиться было невозможно — такой голос мог принадлежать только человеку в погонах. Значит, все уже свершилось. В «Стразе» работает оперативная группа, там фотографируют тело, расспрашивают соседей, ищут отпечатки пальцев…
Кстати, мои тоже там есть, наверное.
Я откинулась на спинку кресла, пытаясь вспомнить, где я могла оставить свои отпечатки. К сейфу я не прикасалась — это точно — и, пожалуй, это был единственный светлый момент в моих размышлениях.
Мрачно докурив сигарету, я решила заняться тем, что в обиходе называется вылавливанием блох. Ромку я отправила на вокзал с просьбой выяснить, уезжал ли сегодня с московским поездом Пашков Игорь Николаевич. Ромка — парень смышленый и должен был справиться с этим поручением. Мне очень хотелось бы побеседовать с проводниками четвертого вагона, но пока это было неосуществимо — бригада возвращалась в Тарасов только завтра вечером.
Для Кряжимского тоже нашлось дело — я надеялась, что он сумеет раздобыть информацию о том, какими путями наши моряки попадают на иностранные торговые суда — где-то ведь придется искать Пашкова.
С Маринкой в знак примирения я распила по чашечке кофе и вообще вела себя до вечера покладисто и тихо. Наверное, в этот момент я очень была похожа на раскаявшуюся грешницу. Маринка меня, конечно, простила, но о том, что творится у меня на душе, я так никому и не рассказала.
А под вечер позвонила Эдита Станиславовна и подтвердила мои худшие опасения. Она захлебывалась слезами.
— Милая! Вы не поверите, какое у меня горе! — с места в карьер начала она. — Адама Станиславовича убили! Представляете, какой-то мерзавец проломил ему голову железякой! И он хотел его ограбить — да-да, вышло то, чего мы так боялись! Правда, ценности все на месте — кто-то спугнул бандита. Но милиция нашла его сумку!
— Что вы говорите? — фальшиво воскликнула я. — Убили? Не может быть!
— Увы, это так! — скорбно произнесла Кавалова. — Нет больше моего Адама! Не уберегла я его!
— Ну при чем здесь вы? — сочувственно сказала я.
— Нет-нет, не утешайте меня! — с жаром возразила Эдита Станиславовна. — Я одна виновата. Я бросила его, когда ему было так трудно.
— Но ведь он сам закрыл магазин, — напомнила я. — И, кажется, нисколько не переживал ваше отсутствие.
— Это его право! — с пафосом заявила Кавалова. — Но я должна была… Правда, у меня тоже были неприятности… Знаете, заболел муж. Потом провожали Игоря Николаевича…
Неужели муж не сказал ей о моем звонке? Или она лишний раз хочет показать, что Пашкова больше нет в городе? Интересно, сохранились ли у нее еще сомнения в отношении этого человека? Или она никак не связывает трагедию в семье с отъездом Пашкова?
— Приношу вам свои соболезнования, — сказала я. — Хотелось бы вас утешить, помочь, но только не знаю чем…
— Ах, если бы вы заглянули ко мне! — воскликнула Кавалова. — Я была бы так признательна! Я сейчас совсем одна — муж ушел позаботиться насчет похорон… Дочь у подруги. Я одна в пустой квартире — как в склепе! Мне так страшно!
— Постараюсь к вам выбраться, — пообещала я. — Может быть, чуть попозже, но загляну обязательно.
— Ах, я буду вас ждать! — с отчаянием в голосе произнесла Эдита Станиславовна. — Непременно, непременно приходите!
После этого разговора мне пришлось закурить очередную сигарету — сегодня я дымила как паровоз — и пригласить Виктора в кабинет на тайное совещание.
— Мой план трещит по всем швам! — сообщила я ему. — Главный подозреваемый отбыл в Москву, и дальнейшее его местонахождение определить весьма проблематично.
К этому времени мы уже получили подтверждение от Ромки, что господин Пашков действительно приобрел билет до Москвы в четвертый купейный вагон. А Сергей Иванович Кряжимский представил весьма неутешительную сводку о практике набора на торговые рейсы — кроме торгового пароходства, этим делом занимается еще три-четыре десятка контор, которые, возможно, даже не вели никакой статистики. Если у Пашкова на руках был заграничный паспорт, через пару дней он мог оказаться вообще в полной недосягаемости. Мы просто не успевали выйти на его след.
— Теперь осталось только дождаться какой-нибудь подлости от Тимура Закреева, и счастье будет совершенно полным! — саркастически подытожила я и спросила у Виктора: — Этот артист не подбросил тебе случайно окровавленную одежду? Теперь я жду чего угодно!
Выяснилось, что не подбросил, а, напротив, забрал с собой. Отказался от предложенного завтрака и ушел, клятвенно пообещав разыскать Горохова, чего бы это ему ни стоило.
