— Это твой Гриша тебе покупает?
— Да нет, зачем, я сама…
— А Гриша не покупает?
— Нет, Гриша не покупает.
— Жадный, что ли?
— Нет, он не жадный, отнюдь, просто ему в голову не
приходит.
— Ника, я проголодался, пора обедать!
— Ничего не имею против. Тем более что в новых туфлях
меня пустят в любое заведение!
— Тебе в них удобно?
— Как в раю!
— Слушай, а ты когда-нибудь пробовала устрицы?
— Устрицы? — испуганно спросила она. — Нет,
не пробовала, но я не хочу!
— Ника, решено, будем есть устрицы!
— Говорят, ими можно отравиться!
— Да, если есть их где ни попадя, а мы поступим иначе,
вон видишь. Ратуша, я зайду туда и спрошу, где тут самый лучший рыбный
ресторан!
— Господи, зачем же в Ратушу? — удивилась Ника.
— Там, по крайней мере, не соврут, заботятся о престиже
города.
— Ну ты даешь!
Он и вправду забежал в Ратушу со своим вопросом, и ему с
любезной улыбкой порекомендовали заведение мсье Пьера, что расположено на
соседней улице. В витрине маленького ресторана был выставлен аквариум с живыми
лангустами. Ресторан был старинный, узкое помещение всего на десяток столиков и
темная деревянная лестница, ведущая наверх, в туалет. Навстречу им вышел
хозяин, высокий полный бельгиец в длинном белом фартуке. Он отлично говорил
по-немецки и был весьма радушен.
Кроме них в ресторане сидели еще три завитые, напомаженные
старушки.
— Ну, Котофеич, кроме устриц что будем есть?
— Я не знаю, — пробормотала Ника.
— Что это у тебя вид испуганный? Боишься пробовать
устрицы?
— Есть немножко, — со смущенной улыбкой призналась
она.
Боже мой, подумал он, как я жил без нее? И как она живет без
меня? Это же нонсенс!
— Знаешь, Влад, ты закажи что-нибудь на свой вкус,
хорошо?
— О'кей! Тогда возьмем устрицы и, пожалуй, морской
язык.
— Что это — морской язык?
— Просто очень вкусная рыба. Какого вина ты хочешь?
— Никакого! Я выпью сок! Или минералку — Но к рыбе сам
Бог велел выпить белого вина.
— Ну ладно, если один бокал…
Он сделал заказ.
— Ника, я что подумал… Давай завтра поедем на Зибенгебирге,
ты там еще не была?
— Нет, а что это?
— Ну если переводить на русский, то Семигорье, там
красиво, а главное можно покататься на лошади.
— Верхом? — ужаснулась Ника.
— Нет, в коляске! Хочешь?
— Можно.
— Договорились!
— Ой, что это?
На стол подали высокое двухъярусное сооружение, где во льду
лежали раскрытые раковины устриц, а сверху горел огонек.
— Настал торжественный момент! Загадывай желание! Ты же
первый раз пробуешь…
— Но я не знаю, как их едят, и вообще… вдруг мне не
понравится?
— Если не понравится, я их сам съем, а тебе закажу
что-нибудь сугубо примитивное! Погоди, я сейчас все сам сделаю!
Он полил устрицу лимонным соком, добавил немного соуса и,
поддев мясо устрицы вилочкой, сказал:
— Закрой глаза и открой рот!
— Влад, неудобно…
— Глупости! Открывай рот!
Она подчинилась, и он сунул ей в рот устрицу.
Она попробовала и широко открыла глаза.
— У них вкус моря… И совсем не противно…
— Значит, будешь есть?
— Буду!
А вот вина она выпила всего два глоточка.
— Не нравится? Я закажу другое.
— Нет, вино хорошее, просто я отвыкла, боюсь опьянеть…
Понимаешь, я когда-то отравилась вином…
— Отравилась? Каким-нибудь вермутом за рубль
две? — вспомнил он чудовищный напиток, который пробовал в студенческом
стройотряде.
— Неважно, Влад, просто не хочу… Боюсь, меня разморит с
отвычки…
— И что?
— Да ничего…
— Тогда я допью твой бокал и узнаю все твои грешные
мысли.
Она рассмеялась:
— В отношении тебя у меня нет грешных мыслей.
— Да, я все хочу спросить, кто все-таки был тот тип,
что подарил тебе розы?
— Ты.
— А до меня?
— Тот тип, как ты выражаешься, предлагал мне хорошую
работу…
Врет, понял он, беспардонно врет! Так работу не предлагают,
или разве что какой-нибудь суперзвезде, которая сулит баснословные барыши
работодателю, а не стареющей московской кукольнице…
После обеда Ника сказала:
— Влад, я должна купить тут какой-нибудь сувенир для
Аллы.
— Что ж, пойдем купим:
— Нет, я не хочу с тобой… Ты будешь лезть со своими
деньгами, и вообще… лучше посиди вот тут, на лавочке, а я пробегусь по этой
улице и что-нибудь куплю.
— И долго мне сидеть?
— Ну минут двадцать, пожалуйста, Влад!
— Хорошо, только я не хочу сидеть тут как идиот, я буду
лучше ждать тебя вон в том кафе, выпью воды…
— Хорошо! — обрадовалась она. И ушла.
Он смотрел ей вслед. На чрезвычайно элегантной торговой
улице Гента она совершенно не выглядела чужеродно. Раньше русскую женщину можно
было определить с первого взгляда, а теперь… Она была ничуть не хуже других
одета, и держалась достаточно свободно. Одно только отличало ее от остальных
женщин на этой улице — она была ему необходима!
Она была… родная, да, именно родная… И когда он произнес
мысленно это слово, у него болезненно сжалось сердце. За все эти долгие годы
достаточно трудной, напряженной, но в целом вполне благополучной жизни, никто
не стал ему родным. Ни жена, ни даже сын… Хотя нет, в первые два-три года сына
он все-таки ощущал родным, но со временем воспитание, которое ему давала Элли,
и весь строй жизни отдалили мальчика… А потом развод, свидания по субботам… А
вот эта хрупкая, не слишком молодая, когда-то до тошноты надоевшая женщина, о
которой он и не вспоминал столько лет, вдруг показалась ему единственной теплой
точкой в причудливом морозном узоре жизни. Как глупо, чудовищно глупо…
Я вот свободен, а она… У нее есть какой-то Гриша, который
хорошо поет… И пьет, наверное, хорошо… и еще она говорит, что не умеет любить,
и Гришу этого не любит… А вот того, седовласого, она любит, что ли? Не желает о
нем говорить, наврала, что он работу предлагал, точно наврала… Она как будто
оберегает его от меня, боится услышать о нем что-то дурное… А ведь эта встреча
— судьба! И я не должен ее упустить, я хочу ее, и я своего добьюсь! Я женюсь на
ней! Я хочу с ней состариться! Фу, идиот! рассердился он на себя. Тебе еще нет
пятидесяти, ты в отличной форме, у тебя все тип-топ, тебе просто нужна баба.
Нет, не просто баба, а именно эта! Мне нужна Ника, и только Ника! Глупости,
возьми себя в руки. С Никой все слишком сложно, зачем тебе эта головная боль? В
ней есть какой-то надлом, и не исключено, что он связан с тобой, зачем тебе все
это?
