– Замечательно, а что с обозом?
– С обозом непорядок, ваше благородие, заречные разделились – было шесть телег, а стало по две три раза. И поехали в разные стороны.
Занавеска, за которой прятался герцог, дрогнула.
– Куда именно поехали, сказать можешь?
– На то и послан, ваше благородие. Две со всеми заречными покатили по главной дороге на Пронсвилль, а еще две по две тронулись попозже и эдак кустами к морю, а уже там пошли к соленым болотам.
– В дельту, что ли?
– Чего?
– Ну… к устью реки?
– Так точно, ваше благородие, туда, в камыши и там обратно разделились.
– А разве там есть дорога?
– Да там, ваше благородие, этих дорог прорва великая! Только грязные они, по ним только контрабандисты соль возят.
– Хорошо, Том. И еще вопрос – охрана тоже разделилась?
– Заречные-то? Да, разделились, но не поровну. Те телеги, что к камышам поехали, у них по пять заречных к каждой паре мулов, а эти по главной – всей ордой тронулись.
– Понятно. А за кем Картавый побежит и как вы с ним потом встретитесь?
– Картавый ленивый, в болото не полезет, стало быть, на дорогу попрется. А встречаться – сойкой кричать будем, у нас у пригородной братвы сойкой кричать получается.
– Спасибо за службу, Том. Можешь возвращаться.
– Благодарствую, ваше благородие, – поклонился лазутчик и, попятившись, выскользнул за дверь.
Из-за занавески появился герцог.
– Они разделились, Бейб, но этого и следовало ожидать.
Герцог подошел к столу и, сняв перчатку, ткнул указательным пальцем в обширный район дельты, где не было указано никаких дорог, поскольку их заново накатывали каждую весну после схода большой воды.
– Вот тут и придется их искать.
– Можно выяснить, кто из наших пехотинцев ориентируется в плавнях, сэр.
– Хорошая мысль, майор, – кивнул герцог, постукивая по карте пальцем. – И в деревнях нужно поискать, возможно, найдутся проводники, которые водят караваны контрабандистов, ведь не городские же тут по болотам лазят.
– Так точно, сэр, в самое яблочко. Однако как мы будет делить людей, так же как и гномы?
– М-да, – граф надел перчатку и снова подошел к окну. – Задача еще та. Как думаешь, могли они разложить золото по всем телегам?
– Гномы народ прижимистый, упрямый. Навряд ли они захотят потерять даже треть, полагаю, все держат в одном месте, а если придется, будут драться за него до последнего.
– Соглашусь с тобой. Что драться будут, это и так ясно, но вот по какому тогда маршруту они пустят золото? По дороге, на что указывает самая большая охрана? Или это отвлечение внимания и эти гномы идут без золота, чтобы вытянуть на себя все наши силы?
– Они пораньше отправились на главную дорогу, а к болотам вышли с задержкой и меньшей охраной, что тоже указывает на такой расклад, сэр.
– Значит, золото везут через болото, а на дороге только для отвлечения внимания, правильно?
– Выходит так, сэр.
– Но ты ведь сам говорил, что рисковать они не будут? Что драться будут до последнего?
Герцог посмотрел на майора и усмехнулся.
– Так точно, ваше сиятельство, – смутился тот. – И как бы то ни было, они основательно помозговали. Чтобы и мы запутались.
– Да, хитрость первосортная, – вздохнул герцог. – Тогда начнем с простого, отправим отряд из семи человек к постоялому двору, пусть решат вопрос с этими ворами-разведчиками, но сначала пусть вытрясут из них все, что можно. Понятно?
– Понятно, сэр. Я Брунвица пошлю, он мастер языки развязывать.
– Вот и отлично. Прямо сейчас отправляй Брунвица, а потом будем ждать второго лазутчика с главной дороги, может, он принесет новые сведения.
57
К тому моменту, когда добрались до постоялого двора, Мартин с Ронни уже окончательно успокоились и не боялись внезапного нападения из леса. Но снова садиться в седла больше не решались, полагая, что привыкать нужно постепенно.
Придорожная гостиница представляла собой огороженный невысоким заборчиком просторный, немощеный двор, все постройки которого были соединены.
Видно, когда-то здесь стоял лишь бревенчатый домик, но по мере того, как дела хозяина шли в гору, он добавлял к домику пристройки, так что все последующие выглядели новее и больше предыдущих.
Пристройку с кухней заметно было сразу, там имелись две трубы – одна для печи и широкая – для жаровни.
Где находилась конюшня, тоже было понятно, возле нее стояли четыре пустые телеги с подсохшей грязью на колесах, а из широких ворот доносилось ржание и стук легкого молотка – конюх подправлял упряжь.
Впритык к конюшне находилась рубленая пристройка без окон с воротами, перекрытыми железной полосой с большим висячим замком. У стены, привалившись спиной, сидя спал работник. По правую руку от него лежала дубина, это был часовой, охранявший товар, который на ночь сгружали с торговых телег под замок.
– Хорошо здесь, основательно, – сказал Ронни. – И мясом жареным пахнет, ты чуешь, Мартин?
– Да как не чуять? Отдадим должное хорошему обеду, мы с тобой заслужили.
Они зашли во двор и направились к конюшне, отчего их мулы радостно закивали головами, предчувствуя скорый отдых и торбу с овсом.
Навстречу им вышел лохматый конюх, который молча оглядел прибывших, ожесточенно почесал голову и сказал:
– Ну чего же? Прите, напирайте, а мне что же – разорваться?
Мартин с Ронни переглянулись, затем Мартин достал два денима и подал конюху.
Тот еще раз с удовольствием почесался и сказал:
– У нас хозяину платят вообще-то.
И вздохнул.
– Хозяину мы заплатим, а это для тебя.
– Ну и договорилися, – расцвел в улыбке конюх, демонстрируя отсутствие передних зубов, и сразу принял поводья. – Куда ваших ушастых ставить будем – подальше или поближе? Вы когда уезжаете?
– Планируем завтра.
– Значит, подальше. А в сумках чего ценное есть?
– Хлеб, вода, овес. Ну и пара кортиков.
– Кортики заберите – сопрут, а овса тут и так хватает, как и воды с хлебом.
Передав мулов конюху, Мартин с Ронни прицепили кортики к поясам и направились к входу в главное строение, предвкушая сытный и разнообразный обед. Они были при деньгах и могли себе позволить многое.
В нескольких шагах от крыльца, перегородив вытянутыми ногами деревянные мостки, по которым ходили гости, дремал здоровенный монгиец.
За его спиной находился сплющенный солдатский ранец, а одет он был в кожаную подкладку под доспехи и грубые полотняные штаны, забранные в солдатские сапоги с оторванными защитными бляшками, от которых в голенищах остались дырки.
