«Нам с Максимкой тоже не везет, – лениво подумала Алиса, – мы
тоже мечтали пожариться на солнышке в январе, поваляться на пляже. Мы здесь уже
третий день, я выложила на эту поездку три тысячи долларов, почти все, что
заработала за два месяца, а погода дрянная…»
Она поднялась со скамейки, подошла к будке.
– Извините, по-моему, пора уже выключать.
– А? – встрепенулся карусельщик.
Это был маленький, почти карлик, эмигрант из России.
Сначала Алиса и Максим удивлялись, слыша повсюду русскую
речь. Потом им объяснили, что по статистике, каждый пятый израильтянин говорит
по-русски.
– Уже двадцать минут прошло, – напомнила Алиса.
– Да ладно, – махнул он рукой, не поднимая глаз от журнала,
– пусть мальчик покатается в свое удовольствие. Все равно ведь нет никого.
– Ему плохо станет. Выключите, пожалуйста.
– Как скажете, – карусельщик пожал плечами, отложил журнал,
неохотно вылез из своей будки, – а может, еще на чем желаете прокатиться?
«Мертвая петля», «Сумасшедший паук», «Американские горки»?
– Нет, спасибо.
Карусель наконец застыла. Алиса бросилась к кабинке, чтобы
помочь Максимке вылезти. Он был бледно-зеленый, чуть не упал, спрыгивая с
высокой ступеньки. Голова у него, разумеется, кружилась, однако он отстранил
мамину руку и тихо фыркнул:
– Я сам. Не маленький.
– Вы из России? Это ваш младший брат? – не унимался
американец.
Алиса с раздражением отметила, что, вероятно, парень слегка
перебрал, ищет приключений и теперь долго не отвяжется. Почти никого на
набережной нет, а ему охота пообщаться.
– Сын, – ответила она и, обняв пошатывающегося Максимку за
плечи, направилась к выходу из парка. Американец не отставал, шел за ними.
– Что за тип? – спросил Максимка, кивнув на американца.
– Понятия не имею. Есть хочешь?
– Хочу. Но не здесь и не в отеле. Ты обещала, сегодня мы
поужинаем в том ковбойском кабачке, у площади, где бедуинский рынок. Помнишь?
– Далековато. Пойдем в отель, там полный холодильник еды.
– Ты обещала…
– Тогда давай на машине. Я промерзла насквозь, и у тебя уши
ледяные. Кстати, надень, пожалуйста, капюшон.
Скрипач у ограды выводил мелодию старинного русского романса
«Капризная, упрямая». Максимка вытащил маленький серебряный шекель из кармана
курточки, положил в кепку у ног скрипача.
Небольшой клубный отель «Ривьера» находился на соседней
улице, в двух шагах от парка аттракционов. Проходя мимо ярко освещенной
зеркальной витрины ювелирного магазина, Алиса скосила глаза и заметила, что
американец в черной куртке все еще идет следом. Он успел поймать ее взгляд в
зеркале и улыбнулся широкой, открытой улыбкой.
– Вы выглядите слишком молодо для такого большого сына, –
произнес он громко, пытаясь заглушить шум ветра, – впрочем, вы, вероятно, сами
это знаете.
Они свернули за угол. Короткая улица была пуста. Американец
свернул за ними.
– Простите, я плохо говорю по-английски. – Алиса ускорила
шаг.
У нее не было никакой охоты продолжать разговор с
посторонним поддатым человеком.
– Мам, ну что ты напрягаешься? тихо спросил Максим. – Ты у
меня дикая какая-то. Может, ему просто по пути, скучно и хочется поболтать?
– Я не напрягаюсь. С чего ты взял?
На самом деле она и правда никак не могла расслабиться,
войти в спокойный ритм отдыха. Слишком устала, зарабатывая на этот отдых,
который, кажется, не оправдывал радужных ожиданий и вложенных денег.
Алиса работала архитектором-дизайнером в крупной
российско-австрийской строительной фирме. Дела у фирмы шли отлично, поступали
заказы на строительство и оформление всего – от огромных торговых центров и
спортивных комплексов до частных коттеджей. Оплата была сдельной – сколько
осилишь заказов, столько заработаешь. Для того чтобы заработать на поездку,
Алиса взялась за оформление дачного особняка для стареющей эстрадной певицы. От
этого выгодного на первый взгляд заказа отказались многие Алисины коллеги.
Певица, дама амбициозная, истеричная, сама не знала, чего
хочет, и все подозревала, что получается не так шикарно, как у другой пожилой
звезды, ее давней соперницы. К тому же ее отношение к людям основывалось на
одном нехитром принципе: она могла нормально общаться лишь с теми, кто не
забывал восхищаться ее потрясающим голосом, неподражаемым артистизмом,
божественной красотой.
Певица оказалась одним из самых сложных заказчиков за всю
Алисину практику. Но и с такими надо уметь работать. Никуда не денешься. Однако
это сильно выматывает. Хочется потом заткнуть уши ватой и целый месяц молчать.
Алиса ждала этой поездки, чтобы побыть с сыном, посмотреть
новую интересную страну, в которой никогда прежде не бывала. И вот они с
Максимкой здесь уже третьи сутки. Холодно, неуютно, ледяной ветер с моря.
Раздражали жуткие цены, совершенно не соответствующие уровню
сервиса, раздражала приторная навязчивость этого сервиса. В воздухе все время
чувствовалась какая-то неприятная подозрительность, напряженность. Бесчисленные
вооруженные патрули, военные и полицейские – на набережной, на пляже, в
гостинице, на каждом шагу. Мальчики и девочки из службы безопасности каждый раз
вежливо просили открыть сумку перед входом в супермаркет или торговый центр.
Еще в Москве, в Шереметьево-2, перед пограничным контролем,
молодая израильтянка в униформе учинила ей допрос с пристрастием.
– Простите, вы позволите мне взглянуть на свидетельство о
рождении вашего сына? – любезно попросила она по-русски, без всякого акцента.
Алиса вытащила свидетельство.
– Здесь у вас стоит прочерк в графе «отец», – мягко
произнесла девушка, разглядывая документ, – вы не могли бы все-таки назвать
фамилию отца ребенка?
В первый момент Алиса даже задохнулась от подобной наглости.
К счастью, Максимка стоял чуть в стороне и не слышал их тихого диалога.
Алису предупреждали в турагентстве, что Израиль – особая
страна. Служба безопасности вправе задавать любые вопросы. У них есть вполне
серьезные основания. Они боятся террористов, привыкли жить под прицелом. Однако
при чем здесь личная жизнь тихой, незаметной матери-одиночки из России?
– Если бы я могла назвать фамилию отца ребенка, она была бы
записана в документе, – сквозь зубы процедила Алиса.
