— В гостиницу? А деньги?
— Да, это накладно будет. Тогда ищите другие варианты. К доктору своему переезжайте.
— К Стеценко? — я задумалась. Конечно, я могу переехать к маме вместе с Хрюндиком. Но маме придется объяснять причины перемены места жительства, а это означает, что истерика начнется у нее. А придумывать что-то правдоподобное, и чтобы она ничего не заподозрила, да еще поддерживать легенду, у меня сейчас сил не хватит.
— Хотите, я с ним поговорю? — тем временем предложил шеф, имея в виду Сашку. — Пусть вас охраняет в порядке служебного задания, позвоним заведующему моргом…
— Кстати, о морге, Владимир Иванович. Я хотела поехать на вскрытие Климановой, — вспомнила я.
— Давайте вместе съездим, — шеф против обыкновения легко поднялся из-за стола. — Заодно я со Стеценко поговорю.
— Владимир Иванович, а дело возбуждать будем по факту смерти Климановой? — поинтересовалась я, пока шеф доставал из шкафа китель и облачался в него для поездки.
— А вот сейчас узнаем результаты вскрытия, и определимся.
Выйдя из кабинета шефа в приемную, я прямо в дверях столкнулась с юным оперуполномоченным Козловым, пришедшим отчитаться за поквартирный обход в доме Климановой, и рвавшимся доложить мне результаты своей работы прямо в кабинете у прокурора района.
— Петр Валентинович, вы уже знаете?.. — спросила я, подразумевая смерть Бурова. Он кивнул головой.
— Мария Сергеевна, это наверняка связано с убийством актрисы, — жарко проговорил он. — Я бы хотел работать и по убийству Бурова; это возможно?
Я объяснила Петру Валентиновичу, что нам еще не передали дело. Конечно, хотелось бы получить его в свой район, но это как городская решит.
Петр Валентинович аж приплясывал, так ему хотелось принять участие в раскрытии.
— Я имею на это право, — убеждал он меня, — мы ведь были практически последними, с кем он общался…
— Последними были убийцы, — мрачно уточнила я.
Петр сдал мне на руки увесистую пачку объяснений жильцов климановского дома.
— Ну что? — спросила я, взмахнув пачкой. — Жемчужные зерна есть?
Козлов погрустнел.
— Никаких посторонних не выявлено, — признался он. — Я всех очень тщательно опросил, но никто ничего не вспомнил.
— Понятно, — сказала я. — А вы знаете, Петр Валентинович, что теперь маньяк мне звонит?
Петр Валентинович изменился в лице.
— Мария Сергеевна, — произнес он проникновенно, — надо же обеспечить вашу безопасность! Вы уже приняли меры?
— А РУВД наше считает, что ничего страшного не происходит, — наябедничала я. — Мол, пока в мой адрес угроз не высказывают, бояться нечего. Знаете, как в старом анекдоте — «вот когда убьют, тогда и приходите».
Петр Валентинович стиснул зубы.
Пообещав ему рассказать о результатах вскрытия, я забежала к себе в кабинет собраться, и вычеркнула из своего плана поездку в тюрьму. Завтра, сегодня надо решать вопросы собственной безопасности. В конце концов, спасение утопающих — дело рук утопающих, и пример Климановой мне это наглядно доказал.
Но уехать сегодня в морг мне оказалось не так просто. Когда я торопилась за шефом на выход, в конце коридора замаячила фигура писателя Латковского.
Блин, я вспомнила, что должна оформить ему разрешение на захоронение его бывшей жены. Объяснив ситуацию шефу, я вернулась в канцелярию, быстро настрочила ему разрешение и рассказала, куда ему следует обращаться для организации похорон.
— Андрон Николаевич, — сказала я ему на прощание, уже на бегу, — после похорон зайдите в прокуратуру, я хотела бы с вами поговорить.
— Хорошо, — кивнул он мне вслед. — А у вас что-то случилось?
Я не ответила.
Всю дорогу в морг шеф молчал. И я тоже молчала, пытаясь собрать воедино все факты, которые мне были известны по поводу последних происшествий. И к концу дороги пришла к выводу, что нужно ехать в Коробицин. Там какой-то узел, ниточки из которого завязаны со смертью Климановой, и Бурова, и к его погибшей жене тянутся. А еще я пришла к выводу, что к Стеценко переезжать не буду.
Только куда же мне тогда деться? Ну, положим, я уеду в командировку в Коробицин. А Хрюндик? А Хрюндик поживет у бабушки. Только надо договориться, чтобы его кто-то поохранял. Мало ли что на уме у этого маньяка.
В морге мы рассредоточились. Шеф пошел к заведующему, а я, узнав в канцелярии, кто вскрывает труп Климановой, стала искать нужную мне секционную.
Заглянув в одно из помещений, я увидела эксперта Маренич, которая как раз трупом Климановой и занималась. Она помахала мне рукой и приветливо спросила:
— Ты к нам? Заходи.
Я вошла в секционную и приблизилась к столу. До сих пор не понимаю, какими душевными качествами надо обладать, чтобы хладнокровно копаться в человеческих внутренностях, и при этом оставаться интеллигентным человеком.
— Ты немножко опоздала, — посетовала Марина Маренич, продолжая манипулировать над секционным столом, — я уже разрез сделала.
Я испытала некоторое облегчение от того, что опоздала к этому торжественному моменту. Но хорошо, хоть самое существенное я не пропустила.
Марина сочла своим долгом подробно комментировать, специально для меня, процесс вскрытия.
— Вот смотри, — продолжила она, — разделили грудинно-ключичное сочленение, дальше по хрящам отделяем грудину, подрезаем язык… так, тут плевра… прямая кишка… и — единым органокомплексом извлекаем, отсепаровываем мягкие ткани…
Да ты не отворачивайся.
В секционную заглянула девочка из канцелярии в белом халате.
— Марина, — крикнула она, — ты свитер берешь? А то его унесут.
Марина рукой в окровавленной перчатке махнула девочке, при этом брызги крови с секционного ножа веером разлетелись по кафельному полу.
— Киска, неси сюда свитер, я со следователем посоветуюсь, а то меня цвет смущает.
Киска исчезла на пару секунд, и тут же появилась с ярко-фиолетовым свитером в руках.
— Иди сюда, — ласково сказала ей Марина. — Приложи его ко мне, видишь, у меня руки заняты. Работница канцелярии послушно приложила к Марининой груди джемпер, и я не могла не признать, что это Маринин цвет.
— Классно, — от души сказала я.
— Правда? — обрадовалась Марина. — Тогда я его беру. Ты понимаешь, я чего-то засомневалась, все-таки цвет обязывающий. Говорят, что много фиолетового может привести к депрессии…
Я про себя порадовалась за Марину, которая каждый Божий день вскрывает трупы, причем не всегда такие красивые, как сегодня; бывают и зеленые совсем, и вонючие, и опарышами набитые, — но которая искренне считает, что депрессия ей может угрожать только в связи с обилием фиолетового цвета в одежде.
