Обыграл однажды человека. Тот искренне, по-человечески поведал:
– Нет денег... Можете убить... Но взять негде. Если можешь, прости долг.
«Что делать?» Повинную голову, как известно, меч не сечет...
Высказался, конечно, в том смысле, что человек он нечестный, скверно воспитанный. Но в других выражениях. И отпустил с богом.
Люди мои на следующий день заявились. Обиженные. КЛюди мои на следующий день заявились. Обиженные. Как так: благотворительностью за их счет занимаюсь, без куска хлеба оставляю. Бесчеловечно поступаю.
Во задачка была!.. Того – простил уже, эти требуют, чтобы отдал клиента в работу. Уладил. Как раз нагрянул фраер проверенный, давний, денежный. Долей с его денег обычно не делился. С этого момента – пришлось.
Как именно бандиты выколачивали деньги? Как во все времена, без особого альтруизма. Детализировать – ни к чему. Но чаще всего реально выколачивать не приходилось. Методы и фраерам пусть понаслышке, но известные. Какой смысл их на себе опробовать. Верили на слово.
В Одессе убедительное место – поля орошения. Одесситам это уже и неинтересно, для иногородних поясню. Место находится за Пересыпью. Глухое, водянисто-болотистое, поросшее камышом. Традиционное место захоронения жертв. Все об этом знают, и власти, конечно, тоже. Но что сделаешь? Площадь обширная, подъезды, путаные со всех сторон. Если осушить, сколько костей человеческих обнажится... С одной стороны этой зоны – трасса. Проезжая, наблюдаешь этот зловещий пустырь. И не по себе делается. Словно наблюдаешь черную дыру в гуманоидной цивилизации.
Упоминание о полях орошения производило достаточное впечатление.
Партнер Шахматист в уговорах фраеров отдать долг имел обыкновение использовать и другой смачный довод.
– Не отдашь? – смотрел на упрямца с прищуром, нехорошо. – А если тебя в хату поселить? А в хате – люди, те, кто откинулся, в себя приходят. У них на баб с непривычки и не стоит. Привыкать надо. И будут тебя трахать. Вперемежку с проститутками. Неужели, не отдашь? Тогда отрабатывать придется. Люди постоянно освобождаются. Как им, закомплексованным, к жизни возвращаться?
Фраеру нехорошо делалось. Не хотелось не то что с людьми комплексующими знакомиться, но и такие сентенции, воображение выворачивающие, слушать. Хотелось поскорее рассчитаться.
Поинтересовался у Шахматиста: жути нагоняет или правда такая хата-профилакторий существует.
Подтвердил, что таки да, действует реабилитационный центр. При этом как-то неприятно улыбнулся. Посоветовал и мне как главный козырь прогноз насчет отработки в ход пускать. Если фраер особо капризный случится.
Попробовал однажды – не получилось. Своротило самого. Где-то в середине изложения. Представил ни с того ни с сего, как воспринимает сказанное строптивец. Что там представлять – по лицу обмякшему все видно было. Козырь, конечно, хорош. Но, похоже, и тому, у кого он на руках, надо иметь воображение менее буйное...
Глава 13. О законе
Как ни странно, статьи, запрещающей профессионально играть, в кодексе нет. Быть шулером – право любого законопослушного гражданина. (Так же, как быть проституткой – право любой благовоспитанной гражданки.)
Есть статья, запрещающая содержание игорных домов. Еще есть статья за мошенничество. Но профессионализм, мастерское владение колодой мошенничеством по закону не считается.
У картежника только один шанс влипнуть по этой статье: он должен попасться со специально приготовленной колодой. Крапленой, например. С такими случаями мне лично сталкиваться не приходилось.
Но «каталам», как и проституткам, с успехом шьют другие сопутствующие образу жизни статьи. Чаще всего – это статья за тунеядство. Но бывает, закрывают и за неуплату алиментов, и за бродяжничество... Подходящую статью подобрать всегда можно.
Впрочем, блюстители закона не церемонятся. Частенько прикрывают без излишних занудных обоснований. Благо подходящие казенные дома заблаговременно понастроены. Вполне режимные, но не требующие для постояльца путевки в виде ордера на арест. Спецприемники, диспансеры, чаще всего «псих» или «вен», просто «обезьянники» (клетки) в отделениях милиции... Наш брат должен быть готов к вынужденным кратковременным и долгосрочным отпускам.
Считается везением, если в заведении, где проводят курс нравственного оздоровления, есть возможность использовать профессиональные навыки. Ведь они, навыки, в любой ситуации главные козыри «каталы».
Но, к сожалению, бывает, разоружают. Помещают в условия, где чувствуешь себя вполне беспомощным.
Вот образцы домов отдыха для неблагонадежных граждан. Заведений, в которых мне приходилось отходить от дел насущных.
Первый – заведение, где навыки шулера пришлись весьма кстати.
Купальный переулок... Легендарный, известный венерологическим диспансером.
Знали бы добропорядочные сограждане, что творилось за диспансерным, высоким с колючей проволокой забором...
Режимное заведение. Второй этаж – мужское отделение, первый – женское, два поста охраны.
Старожилы одесской тюрьмы имеют его за дачу. Захотелось развеяться, передохнуть – по отработанным каналам организовываешь себе сообщницу здесь, сообщаешь администрации, что имел связь с больной венерическим заболеванием, сообщница подтверждает – и ты уже здесь на превентивном лечении. Раздолье!
Ведь и нормальные, обделенные уголовным опытом граждане, жаждущие выздоровления, сдаваясь на милость врачей, попадают в эти же стены. Стоит рассказать об этом популярном в Одессе месте поподробнее... Повспоминать. К тому же недавно вновь довелось побывать здесь. По какому поводу?..
Мальчик нажил триппер. Приличный мальчик, не бомж какой.
Из окна его частенько замечал. Под баром. В инкубаторской форме «золотой» молодежи – костюме «Адидас» и кожаной куртке – выбирался он из маминой «девятки».
Мама и попросила об одолжении: сопровождать ее к сыну в это ужасное заведение – в кожвендиспансер в Купальном переулке. В «триппер-бар». Одна идти стеснялась. Драная физиономия моя вселяла в маму уверенность.
Стоим в переходе между первым и вторым этажами, полуприсев на подоконник. Отодвигаюсь к краю подоконника. Деликатно оставляю семью наедине. Изо всех сил стараюсь не слушать, думать о своем. Но попробуй не услышь...
Сынок, красавец парень, заразивший пяток поклонниц и только потому угодивший в стационар, в тех же (а может, в других) костюме и куртке. Жалуется маме:
– В натуре, и дома мог колоться...
Я тогда в «тюремной» дурке жизненного опыта набирался. Перегрузился слегка, заскучал. Невмоготу стало. Исхитрился, вырвался в диспансер... отдышаться.
По-разному сюда попадали.
Часть, как я, передохнуть. Другие дурашки сами сдавались на – милость врачей, на радость дачникам. Кого по вокзалам подбирали и, не зная, куда бы еще запереть (спецприемники не принимали уже), селили здесь.
