Результатом такой боевой юности стало лишение московской
прописки и высылка за 101-й километр. Николай жил в общежитии, работал на
кирпичном заводе, много пил, наворотисто матерился, и жизнь его была, казалось,
предопределена на долгие годы вперед. Но ему повезло, и он сумел свое везение
использовать на все двести процентов.
Как-то в Загорске он познакомился с женщиной, приехавшей на
экскурсию. Тоня работала в ЖЭКе, на территории обслуживания которого находились
престижные дома улучшенной планировки. Слава Богу, в застойные времена
появилась практика отдавать работникам ЖЭКа квартиры на вторых этажах таких
домов, благодаря чему незаметная, несчастная, одинокая старая дева была
обладательницей более чем приличного жилья. Брак с москвичкой позволял
восстановить утраченную прописку, но корыстные мотивы были очень скоро вытеснены
тем, что Николай считал любовью. Если он сошелся с Тоней, принуждая себя к
этому, то через месяц понял, что она – единственное светлое пятно в его жизни.
В детстве – пьяная ругань родителей вперемежку с рукоприкладством, одиннадцать
лет – в колониях; братья – кто сидит, кто спился, кто умер. А Тоня – теплая
ласковая баба, которая любит его, жалеет и ничего не требует, принимает таким,
какой он есть. Первый робкий восторг перед неизведанным ранее чувством близости
и нежности сменился отчаянной любовью, и Николай готов был немедленно убить
любого, кто хотя бы косо посмотрит на его жену.
Переехав в Тонину квартиру, Фистин устроился слесарем в тот
же ЖЭК.
Семейная идиллия, увы, не сделала его законопослушным, и с
1987 года он начал потихоньку включаться в криминальный бизнес, благо приятелей
в этой сфере у него было много: сам в Москве вырос, да и по малолетке сидел с
москвичами. Жизнь теперь казалась ему вполне удовлетворительной, понемногу
стали появляться деньги, и он испытывал удивительное наслаждение, принося своей
Антонине очередной подарок в виде браслета, костюма или дорогой косметики и
каждый раз видя ее смущение и плохо скрываемую радость. Откуда деньги, она,
конечно, не знала, Николай морочил ей голову сказками о том, что подрабатывает
на стороне, в автомастерской.
– Ну что ты, Колюша, мне ничего не надо, лишь бы ты был
здоров и счастлив. Не надо мне этих подарков, ты столько сил тратишь в своей
мастерской, совсем не отдыхаешь. У нас же все есть, зачем тебе дополнительные
заработки, – говорила Тоня, и от этих слов у дважды судимого Фистина таяло
сердце.
Однажды поздним вечером Антонине стало нехорошо. Она долго
крепилась, стараясь выглядеть бодрой и веселой, списывая недомогание на
естественные причины, вызванные беременностью. Когда началось кровотечение, она
не на шутку перепугалась, а муж впал в панику. Через 30 минут «скорой» все еще
не было, и Николай решил везти жену в больницу сам. На собственную машину он к
тому времени денег не скопил, собирался ловить частника и со страхом думал о
том, как Тоня зальет кровью сиденья и как потом придется объясняться с
владельцем машины. Больше всего на свете в этот момент он боялся, что не
удастся сохранить ребенка. Вторым по степени интенсивности был страх не
удержаться и накатить в рыло водителю, если тот начнет скандалить. Это грозило
третьей судимостью, и весь налаженный семейный быт пойдет прахом…
Слетев по лестнице и метнувшись с поднятой рукой к
перекрестку, Фистин чуть не угодил под резко затормозившую «волгу», за рулем
которой сидел Градов, жилец с шестого этажа, сразу же признавший слесаря,
неоднократно чинившего в его квартире импортную сантехнику.
– Ты чего, Николай? – спросил Градов.
– Жену надо срочно в больницу, вот вызвал «скорую», а
они что-то не едут. Боюсь, Антонина кровью изойдет, хочу частника поймать.
– Я отвезу, – не раздумывая отозвался Градов. – Она
сама выйти может, или понесем?
– Да вы что, Сергей Александрович! – растерянно
произнес Николай. – Она вам все чехлы перепачкает…
Чехлы в машине у Градова были и впрямь знатные, из белого
меха.
– Ерунда, поехали, – скомандовал Градов. – А о чехлах
не беспокойся, испортишь – натурой отслужишь, будешь до самой смерти мне сортир
бесплатно чинить.
Сергей Александрович отвез Тоню не абы куда, а в хорошую
клинику, представил ее своей родственницей. Фистин как увидел все это
благолепие с отдельной палатой, немыслимой аппаратурой, услужливыми и
сноровистыми медсестрами, с черной икрой на завтрак, так и поплыл. Беременность
удалось сохранить, и после рождения сына Николай считал себя вечным должником
жильца с шестого этажа Сергея Александровича Градова.
В 1991 году Градов, будучи с друзьями в ресторане, стал
свидетелем довольно крутой разборки с кастетами и даже стрельбой. Несколько
участников показались ему знакомыми.
Поднявшись в кабинет директора, которую он знал много лет.
Градов спросил, почему не вызвана милиция.
– А зачем? – пожала плечами директор. – Это мальчики,
которые здесь порядок держат. Вот они и разбираются с разными нахалами. Милиция
тут ни при чем.
– Вроде бы я видел несколько раз этих мальчиков возле
своего дома, они с нашим слесарем разговаривали, с Колей Фистиным, – задумчиво
произнес Градов.
– А вы разве не знаете? – искренне удивилась директор.
– Он же у них главный. Они и зовут его дядя Коля.
Когда через некоторое время Градов пригласил Николая к себе
и аккуратно предложил ему сменить профиль деятельности, тот с радостью
согласился. Фистин чувствовал, что контролировать территорию становится с
каждым днем все труднее. Ему удалось нахрапом урвать себе кусок и какое-то
время удерживать его, но постепенно стали появляться более зубастые молодые
крокодилы, не признающие правил игры, тягаться с которыми Николаю оказалось не
по силам. В новых условиях требовалась не только мускульная сила, но и мозги, с
которыми у дяди Коли было туговато. Сначала от подконтрольной ему территории
отхватили бензозаправку, потом квартал с гостиницей, теперь подбирались к
станции метро с окружившими ее коммерческими палатками. Попытки навести порядок
зачастую упирались в то, что дяде Коле показывали какие-то хитрые документы на
муниципальную собственность, которую облагать данью бессмысленно, так как все
доходы строго контролируются городскими властями. Предложение Сергея
Александровича пришлось кстати, оно позволяло, не теряя лица перед мальчиками,
отойти от рэкета и заняться другой, хорошо оплачиваемой и более спокойной
работой. Да и сам Градов настаивал на прекращении уголовного бизнеса: он делает
политическую карьеру, ему нужны люди для охраны, поддержания порядка во время
проводимых его партией массовых мероприятий, а также для выполнения различных
конфиденциальных поручений. Мальчиков будут видеть рядом с ним, поэтому не
нужно, чтобы они оказывались втянутыми в криминальные разборки. Дядя Коля
смутно представлял себе характер будущей работы, но готов был служить Градову
верой и правдой, как преданный пес.
С тех пор прошло два года, и сейчас дядя Коля впервые
почувствовал опасность. Опасность эта исходила не от милиции, которая, надо
признать, могла бы выставить ему солидный счет, а от Арсена. Его дядя Коля
невзлюбил с первой же встречи. Зачем хозяин пригласил этого плешивого сморчка?
