— О да.
— Я считаю тебя человеком слова, которого нет необходимости связывать клятвой.
Цезарион соскочил с камня, обнял, поцеловал ее.
— Спасибо, мама, спасибо! Я сделаю, как ты говоришь!
«Вот, — подумала Клеопатра, глядя, как он прыгаете камня на камень с грацией танцора. — Вот как надо обращаться с ним. Предложить ему часть того, что он хочет, и убедить его, что этого достаточно. На этот раз я поступила мудро, безошибочно нашла способ».
Через месяц Клеопатра поняла, что она постоянно трогает горло, нащупывая ту опухоль. Опухоль не выглядела шишкой, но, когда Ирас обратила внимание на эту ее новую привычку и сама проверила опухоль, она настояла, чтобы ее хозяйка проконсультировалась у врача.
— Только не у противного греческого знахаря! Пошли за Хапд-эфане, — сказала Ирас. — Я серьезно говорю, Клеопатра! Если не позовешь ты, позову я.
Годы были милосердны к Хапд-эфане. Он почти совсем не изменился с тех пор, как следовал за Цезарем из Египта в Малую Азию, Африку, Испанию и до самого Рима, следя за приступами эпилепсии у Цезаря, которые случались, когда он забывал поесть. После смерти Цезаря Хапд-эфане вернулся в свою страну на корабле Цезариона и, пробыв год придворным врачом в Александрии, получил разрешение вернуться в Мемфис, в храм Пта. Орден врачей находился под патронажем жены бога Пта, Сехмет. Члены ордена были бритоголовыми, носили белое льняное платье, начинающееся под сосками и свисающее чуть ниже колен, и соблюдали целомудрие. Путешествие расширило его кругозор и как человека, и как доктора. Ныне он был признан самым точным диагностом в Египте.
Сначала он внимательно осмотрел Клеопатру, послушал пульс, понюхал ее дыхание, пощупал кости, оттянул вниз веки, заставил вытянуть вперед руки и пройти по прямой. Только тогда он сосредоточился на ее проблеме, щупая под челюстью, горло и шею.
— Да, фараон, это опухоль, а не шишка, — сказал он. — Сама опухоль не инкапсулирована, как киста, — края проникли в окружающую здоровую ткань. Я видел подобную опухоль у тех, кто живет в Египте по берегам Нила, но редко в Александрии, Дельте и Пелузии. Это зоб, разрастание щитовидной железы.
— Она злокачественная? — спросила Клеопатра с пересохшим ртом.
— Нет, царица. Но это не значит, что она не будет расти. Большинство зобов растут, но очень медленно, на это уходят годы. Твоя опухоль свежая, поэтому есть шанс, что она будет расти быстро. В таком случае у тебя глаза станут навыкате, как у лягушки. Нет-нет, не паникуй! Сомневаюсь, что этот зоб даст такой эффект, но врач, который не предупреждает пациента о всех последствиях, — плохой практик. Однако у тебя есть кое-какие симптомы, царица. Появился еле заметный намек на дрожание рук, и твое сердце бьется чуть быстрее, чем нужно. Я хочу, чтобы по утрам, прежде чем ты встанешь с постели, Ирас щупала твой пульс, — он нежно улыбнулся Ирас и Хармиан, — потому что Хармиан слишком волнуется. Через месяц Ирас будет знать, насколько быстро бьется твое сердце, и сможет следить за ним. Видишь ли, сердце внутри грудной клетки покрыто кровеносными сосудами, поэтому его работу можно определить по пульсу на запястье. Если бы этих сосудов не было, сердце блуждало бы так, как, по мнению греков, блуждает матка.
— Есть какая-нибудь микстура, которую я могла бы принимать, и бог, которому я могу принести жертву?
— Нет, фараон. — Он помолчал, тихо кашлянул. — Как твое настроение, царица? Ты нервничаешь больше, чем обычно? Часто раздражаешься по мелочам?
— Да, Хапд-эфане, но только потому, что моя жизнь была очень трудной эти два года.
— Может быть, — только и сказал он, простираясь ниц.
Затем, пятясь, он выполз из комнаты.
— Хорошо, что она не злокачественная, — сказала Клеопатра.
— Да, действительно, но если она будет расти, она обезобразит тебя, — заметила Ирас.
— Прикуси язык! — крикнула Хармиан, яростно набросившись на Ирас.
— Я специально это сказала, глупая старая дева! Ты слишком озабочена своей внешностью, боишься потерять всякую надежду найти мужа и не понимаешь, что царица должна быть подготовлена, прежде чем что-то случится.
Хармиан застыла, что-то бессвязно лепеча, а Клеопатра рассмеялась — впервые после возвращении домой.
— Ладно, ладно! — выговорила она наконец. — Вам по тридцать четыре, а не по четырнадцать, и вы обе старые девы. — Она нахмурилась. — Я отняла у вас молодость и возможность выйти замуж. Я сознаю это. Кого вы видите, кроме евнухов и стариков, служа мне?
Хармиан, забыв об оскорблении, захихикала.
— Я слышала, что Цезарион что-то говорил о евнухах.
— Откуда ты узнала?
— Откуда еще мы можем узнать? Аполлодор очень расстроен.
— Ох этот несносный мальчишка!
21
У царя Армении Артавазда не было шанса победить огромную армию, которую Антоний вел против него. Но покорно он не сдался и обеспечил Антонию несколько приличных сражений, в которых его новобранцы прошли боевое крещение, а опытные воины усовершенствовали свое мастерство. Теперь, когда Антоний совсем не пил, к нему вернулась способность командовать сражением, а с нею и уверенность в себе. Клеопатра была права: его настоящим врагом было вино. Трезвый и абсолютно здоровый, он признался, что в прошлом году ему следовало оставаться в Каране с остатками армии, чтобы Клеопатра привезла свою помощь туда. Вместо этого он заставил армию совершить еще один пятисотмильный марш, прежде чем она получила какую-то помощь. Но что сделано, то сделано. Бесполезно думать о прошлом, сказал себе выздоровевший Антоний.
Титий управлял провинцией Азия вместо Фурния, Планк оставался в Сирии, а Агенобарб начал свою кампанию. Канидий, как всегда, был правой рукой Антония. Армия Антония стояла в удобном лагере в Артаксате. Настроение у него было хорошее, и он стал планировать поход против другого Артавазда. До зимы у него еще оставалось время совершить этот поход. Армения была завоевана, а ее царь стал его пленным уже к началу июля.
И вот, когда Антоний уже готов был начать свой марш в Мидию Атропатену, в Артаксату прибыл Квинт Деллий в сопровождении огромного каравана, включая самого царя Артавазда Мидийского, его гарем, детей, мебель, впечатляющее количество драгоценностей, сотню огромных мидийских коней и всю артиллерию и военные машины из обоза, утраченного Антонием.
Очень довольный собой, Деллий протянул Антонию проект договора, который он заключил с мидийским царем Артаваздом.
Антоний пришел в замешательство, медленно переходящее в ярость.
— Кто дал тебе право вести какие-то переговоры от моего имени? — потребовал он ответа.
Лицо Деллия, похожее на лицо фавна, изобразило крайнее удивление, желтовато-коричневые глаза расширились.
— Да ты же и дал это право! Марк Антоний, ты должен помнить! Ты согласился с царицей Клеопатрой, что лучший способ справиться с Мидией Атропатеной — склонить Артавазда на сторону Рима. Это ты, ты, я клянусь!
