– Благодарю, – буркнул Циллер, выплевывая последние остатки речной воды. Но не думайте, что этим вы заставите меня встать за дирижерский пульт, – ни за какие шиши.
– Будто бы я ожидал от вас такой благодарности, – обиделся дрон.
Циллер снова огляделся, отпихнул дрона с его полями, просморкался и пригладил шерсть на лице.
– Ты что, и вправду расстроился? – удивился он. Дрон так и вспыхнул:
– Конечно, расстроился, господин Циллер! Вы едва не убились! Вы всегда столь безрассудны, столь неосторожны, вечно ищете приключений на свою голову!
Циллер угрюмо смотрел в песок; жилет на нем порвался, а трубка осталась забытой дома. Перед ним медленно несла свои воды река, над которой, жужжа, звеня и чирикая, проносились огромные насекомые и птицы. На противоположном берегу кто-то пасся, обрывая ветви с деревьев, кто-то на длинных ногах с большими ушами выглядывал из близлежащих кустов с нескрываемым любопытством. Циллер покачал головой.
– Что я здесь делаю? – вырвалось у него, и композитор быстро поднялся, превозмогая слабость.
Дрон хотел было раскинуть вокруг него поддерживающие поля, но, глянув в лицо великого творца, отказался от этой мысли.
– И что дальше, господин композитор?
– Я возвращаюсь домой.
– Правда?
– Правда, – Циллер выплюнул остатки воды сквозь зубы и поднял руку к уху, где должен был находиться комп. Потом оглядел еще раз реку, вздохнул и обернулся к Терсоно: – Где самый ближайший вход в подземку?
– Да зачем же, у меня самолет наготове, на случай если вам вдруг надоест…
– Самолет? И сколько это займет времени?
– Ну, это, конечно, не самолет, а маленький космолет… Циллер отфыркнулся, отчего шерсть у него на лбу поднялась дыбом. Дрон опасливо отскочил в сторону.
– Ладно, сойдет, – вдруг спокойно согласился челгрианец. Через мгновение в воздухе показалась серебристая точка, быстро пролетевшая над рекой и лесом и приземлившаяся прямо на песок. Точка оказалась черным в камуфляжных пятнах судном с приглашающе открытым люком. Циллер, прищурившись, посмотрел на дрона.
– И без фокусов, слышишь, – прорычал он.
– Да что вы!
И они поднялись на борт.
Снег снова залеплял стекла кругами и петлями, сливавшимися в еще более причудливые и странные узоры. Квилан долго смотрел в окно, на горы за дальним краем города, но снег все больше мешал ему, танцуя всего в каком-нибудь метре перед глазами, отвлекая, раздражая, заколдовывая.
– Так ты собираешься идти?
– Не знаю. Вежливее в такой ситуации все-таки было бы не пойти, поскольку Циллеру обязательно надо там быть.
– Это правда.
– С другой стороны, о какой вежливости может идти речь, когда скоро все эти люди все равно умрут? Где мне лучше быть тогда?
– То, как эти люди станут вести себя перед лицом смерти, откроет тебе их настоящую суть, Квил. И тогда ты поймешь, надо ли думать здесь о какой-то там вежливости…
– Я все сделаю и без твоей лекции, Хайлер.
– Извини.
– Я могу остаться здесь и просто посмотреть концерт по трансляции, а могу и пойти, чтобы соединиться с четверть-миллионной толпой народа; можно умереть одному, а можно – окруженному людьми.
– Ты умрешь не один, Квил.
– Да, но ты возродишься, Хайлер.
– Нет, возродится лишь та часть меня, что существовала и до нашего путешествия.
– Даже так. Но, я надеюсь, ты не обидишься, что гордиться этим делом все же надо больше мне, чем тебе.
– Конечно, не обижусь.
– По крайней мере, циллеровская музыка отвлечет меня на эти пару часов. Умереть в разгар уникального концерта, зная, что финал срежиссирован тобой – что ж, это вполне хорошая декорация для расставания с жизнью, гораздо лучше, чем скопытиться где-нибудь за столиком в кафе или быть найденным раздавленным на полу.
– Не буду спорить.
– И вот еще что. Хаб, кажется, собирался управлять всеми этими атмосферными эффектами, да?
– Да. Толковали что-то о метеоритном потоке, фейерверках и тому подобном.
– Но если Хаб будет разрушен, то и в зале все пойдет наперекосяк. А если Циллера там не будет, он может остаться жив.
– А ты этого хочешь?
– Да, хочу.
– Он немногим лучше простого предателя, Квил. Ты жертвуешь за Чела жизнью, а он просто плюнул на всех нас. Ты приносишь свою великую жертву, самую великую, какую только может принести солдат, а он позорно убежал, на всех наклеветал и теперь наслаждается жизнью. И ты считаешь справедливым, что ты уйдешь, а он останется?
– Считаю.
– Этот сын подзаборной бляди заслужил… Ладно, проехали. Извини. Я, правда, все еще думаю, что в этом ты неправ, – зато прав в другом, в том, что будет с нами сегодня ночью. Это и в самом деле больше касается тебя, чем меня, и поэтому не буду портить тебе настроения, отравляя последние часы. Иди на концерт, Квил. Так и быть, и я удовлетворюсь тем, что этого подонка на небесах не окажется.
– Кэйб? – раздался отчетливый голос в компьютере.
– Я слушаю вас, Терсоно.
– Я, кажется, отчасти преуспел, уговорил Циллера вернуться к себе! Может быть, стоит нажать и дальше? С другой стороны, я только что узнал, что Квилан все же решил идти на концерт. Надеюсь, вы согласитесь присоединиться ко мне и удвоить наши попытки уговорить Циллера присутствовать на концерте?
– Вы думаете, что мое участие может что-то изменить?
– Как знать.
– Хм… Подождите минутку.
Кэйб и аватар стояли перед главной сценой, над ними летали всевозможные технические дроны, а в оркестр уже начали свозить инструменты. Кэйбу было интересно смотреть, но неприятно слушать: какофония настраиваемых инструментов почему-то напоминала ему шум водопада.
Музыканты – не все из них были людьми, да и среди людей попадались какие-то весьма непривычного вида – волновались и шушукались из-за того, что, по последним слухам, симфонией собирается дирижировать один из аватаров Хаба, а не сам Циллер, который всегда восхищал музыкантов своим бешеным темпераментом, дурным языком и цветистыми ругательствами. Автор будет отсутствовать не только за дирижерским пультом, но и в зале, – при первом исполнении его симфонии!
– Хаб, – обратился Кэйб.
– Я слушаю, Кэйб. – На сей раз хомомдан был одет очень строго в официальный серый костюм.
– Как вы думаете, успею я отправиться в Акьюм и вернуться к началу концерта?
