Запредельцы сообщали о нескольких столкновениях с меркаторийскими военными подразделениями в системе Юлюбиса: корабли противника решили спастись бегством, но были вынуждены принять бой. Но и тут до архимандрита доходили слухи о том, что пытавшимся пуститься наутек кораблям Навархии позволяли сдаваться или даже применяли к ним нечто вроде интернирования, не трогая экипажи и вооружение, тогда как их нужно было уничтожать или брать в плен.
Итак, он, Люсеферус, снова был один, брошенный своими предателями-союзниками. Они завлекли его сюда, вынудили отвести на Э-5 часть грозившей им опасности, а теперь явно рассчитывали, что он примет на себя удар эскадр Объединенного флота, когда те прибудут, и сделает работу, для которой у них самих кишка тонка.
Стратеги и тактики всерьез говорили о возвращении домой, чтобы сократить возможные потери. Кому-то это покажется позором, но если таково наилучшее решение, то его нужно принимать. И он опять сохранил спокойствие, когда ему доложили об этой неприятной идее. Он не был глуп и сам видел, как складывается ситуация. Делай то, чего враг не ждет, то, чего он меньше всего хочет от тебя.
Они могли бы (пока что эта возможность сохранялась) вернуться в относительную безопасность Эпифании-5, находящейся далеко за бескрайними космическими пространствами, которые они пересекли за прошедшие годы. Это было бы не очень благоприятным исходом, но, возможно, наилучшим. Им пришлось бы оставить немало кораблей и, несомненно, бросить «Люсеферус VII» (слишком медлительный и слишком соблазнительный объект для атаки), но они вполне могли пойти на это. Они бы оставили достаточно кораблей, чтобы вынудить Объединенный флот к первому сражению в системе, а потом расположить в ней часть своих сил; они бы отправились только на самых быстрых кораблях, чтобы оторваться от противника. Была надежда заманить в ложном направлении остальные эскадры Объединенного флота (ту часть, которая, скорее всего, пустилась бы им вдогонку), направив «Люсеферус VII» с небольшим эскортом из малых кораблей совсем в другую сторону.
Невыносимо было думать об этом — бежать вскоре после прибытия, достигнув полной победы. Но, видимо, это лучше, чем остаться и сражаться с непредсказуемым результатом.
Или, конечно же, они могли бы найти то, за чем сюда и прибыли, — ключ к насельническому списку, преобразование, волшебную формулу. Вместе с ним Люсеферус приобретал почти бесценный аргумент для торга. По крайней мере, так ему говорили его советники, и советникам, если они дорожат своими шкурами, лучше бы здесь попасть в самое яблочко. Иначе, если окажется, что он проделал этот путь напрасно, он сдерет с них шкуры в буквальном смысле.
А тем временем можно предпринять еще одну попытку, использовать последний шанс найти то, за чем они прибыли. Попытка эта будет слишком торопливой и отчаянной, но архимандрит (как и все великие вожди) знал, что его способности лучше всего проявляются в трудном положении, когда обстоятельства против него, а победа выглядит призрачной. Такое, конечно же, происходило с ним нечасто, потому что он до этого не доводил (всегда лучше одерживать легкие победы), но и ему случалось торжествовать, будучи перед этим на волосок от разгрома, случалось выигрывать в самых тяжелых ситуациях. Об этом он не забыл и навыков своих не утратил. Он знал, что возьмет верх. Он всегда брал верх. Победа была единственным мыслимым выходом.
Он может ее добиться. Надо просто быть решительным и уверенным в себе. А это удавалось ему лучше всего. Да, такой ход был, считай, лучшим в данной ситуации, когда время поджимало, когда оставался всего один шанс; действовать следовало только по принципу «все или ничего» или «все средства хороши». На более «умеренные» подходы просто не было времени. Нужно забыть о всяких там уговорах, в жопу всякую дипломатию, к чертям эту умеренность в надежде на ответную умеренность. В жопу все это — нужно дело делать.
Архимандрит подготовился наилучшим образом. Тактики считали, что первые подразделения Объединенного флота могут пронестись мимо с субсветовой скоростью уже дней через десять, а остальные тоже не заставят себя ждать. Нужно принимать решение. Сейчас или никогда.
Они находились в чреве огромного корабля. Наводящий ужас галлюциногенный лик Наскерона, испещренный вихрями, лежал у них под ногами, видимый под алмазной пленкой. Архимандрит ради этого рискнул подняться на борт «Люсеферуса VII». Если корабль атакуют (на таком удалении от главных сил Объединенного флота — маловероятно, но не совсем невозможно), то удар будет нанесен сверху и громадный корпус корабля защитит их. «Ненасытный», ждавший прямо под брюхом «Люсеферуса VII», был связан с ним коротким переходным тамбуром. Люсеферус за считанные секунды мог подняться со своего грандиозного сиденья, пересечь зал и покинуть корабль. Чтобы исключить всякие случайности, он надел под свои парадные одеяния э-костюм — тонкий, сковывающий движения, но придающий уверенности. Воротник-шлем был спрятан под капюшоном, который, вкупе с остальным облачением, был изготовлен из дубленых шкур воэнов.
К «Ненасытному» был причален корабль (досконально проверенный — ни бомб, ни жучков), на котором эта женщина Лисс доставила Люсеферусу промышленника Салууса Кегара. Корабль произвел сильное впечатление на его техников. Они считали, что он резвее любого из кораблей противника. Люсеферус предпочел бы, чтобы корабль был резвее любой ракеты или луча, имеющихся у противника.
Они прибыли сюда для совещания, для встречи, официально посвященной вопросу о том, как новый режим, властвующий в остальной части системы Юлюбиса, может сотрудничать с насельниками.
На совещании присутствовали иерхонт Ормилла и уцелевшие представители меркаторийской верхушки. Времени для реструктуризации меркаторийской власти не было, а выяснив, что (поданным запредельцев) большинство граждан и подданных не любили и презирали Меркаторию, но не питали к ней активной ненависти, Люсеферус оставил большую часть гражданских властей на своих местах. Главные игроки присягнули ему в верности; правда, среди присягнувших не было адмирала флота Бримиэйса, погибшего в ходе боевых действий, полковника Шерифства Сомджомион, которая исчезла и, возможно, находилась на одном из пустившихся в бегство кораблей, и владетельного администратора Цессории Вориеля, который предпочел умереть, но не пойти, как он считал, на бесчестье и предательство религиозных обетов. Идиот. Люсеферус своими руками пристрелил его.
Некоторые из участников посольства к насельникам (отправленного на Наскерон за несколько месяцев до вторжения) ввели его в курс дела, объяснив, чего можно ожидать от этих поплавков. Большинство участников посольства погибли, когда командир перевозившего их корабля отказался сдаться, но некоторые остались живы. Однако Люсеферус сомневался, доверяет ли он им.
Трое из полудюжины его высших командиров тоже присутствовали на совещании. Остальные были заняты — обеспечивали военное присутствие там, где необходимо, и готовились к предполагаемому прорыву через передовые подразделения Объединенного флота.
Никаких запредельцев тут, конечно, не было. Они все еще не оправились от потрясения после чрезвычайных мер, предпринятых Люсеферусом против небольшого городка и орбиталища, набитого художниками, извращенцами и сумасшедшими филантропами. Нужно сказать им, что город был выбран (как он там назывался — Люсеферус запамятовал) только потому, что находился на берегу и был защищен горами, так что можно было снова проделать любимый архитектурный фокус архимандрита. Пусть ужаснутся.
