– Эшли, лапушка, зря ты так мелодраматически воспринимаешь. Мелкие кражи из магазина – это же ерунда. Да и спер-то всего одну дурацкую книжку. Случаются вещи и похуже.
Я все ухмылялся. Нога за ногу, руки сложены на груди. Лицо Эш было совсем рядом с пламенем, оно желтым овалом отсвечивало на ее лбу, как загадочный знак касты. Еще б чуть ближе, и очки расплавятся. Похоже, решила победить в гляделки. Ну, в этом-то виде спорта я при желании могу быть чемпионом. Даже не моргну ни разу.
За ее спиной приближался официант. Я заметил его, не сводя с Эшли глаз. Он ее отвлечет, тем более что заказывала она и платить ей. К тому же она, скорее всего, приближения халдея не слышит.
Эш протянула руку над столом и столкнула бокал с бренди мне на колени. В тот самый миг, когда я воскликнул: «Какого чер!..» и дернулся вперед, Эшли невозмутимо повернулась к халдею и сказала с широкой улыбкой:
– Счет, пожалуйста.
* * *
– Такой видок у меня, будто обоссался! – возмущался я, когда шли ко мне.– Весь кабак ржал, ну, спасибо тебе!
– Прентис, да заткнись ты!
– Не тебе меня затыкать! – рассмеялся я. Июльская ночь была сырой и теплой, и на Грейт-Вестерн-роуд транспортный поток рычал как гроза.– Совсем обнаглела: запустила в меня бухлом, собираешься спать в моей берлоге да еще приказываешь заткнуться.
Эш шла целеустремленно, шагала широко – мне за ней, высокой и длинноногой, трудно было поспевать. Взгляд ее по-прежнему был тверд и непреклонен, но, к счастью, устремлен вперед. Я заметил, что встречные прохожие стараются не оказываться у нее на пути.
– Я не бросила бокал, а опрокинула,– сказала она.– И в берлогу иду, только чтобы сумку забрать, если тебя это беспокоит. Переночевать могу и в машине или гостиницу найду.
– Меня это не беспокоит! – Я замахал руками и припустил за ней. Какой ужас, если это тело, с каждой минутой все более привлекательное, будет спать вдали от меня! – Я этого не говорил. Просто не люблю, когда мне заткнуться приказывают.
– Ну, извини.
– Нет, правда, я глубоко раскаиваюсь, что разозлился, когда ты швырнула… то есть опрокинула на меня бренди.
Эш остановилась так резко, что я испугался: вот сейчас повернется и уйдет. Я сам осторожно повернулся, взглянул на нее и приблизился к ней. Ее лицо в свете бесконечного потока автомобильных фар казалось взбешенным.
– Прентис,– спокойно сказала она,– ты практически порвал с семьей, с родным городом, с друзьями. Провалил сессию и говоришь, что пересдавать не собираешься. Деньги кончились, а работу ты даже не ищешь. Повадился красть в магазинах, ведешь себя как чмо и, похоже, готов перестрелять своих последних друзей… И все, что у тебя осталось в заначке,– это идиотские шуточки.
Я посмотрел через ярко-красные очки в светло-серые глаза и сказал:
– Ты права, все это довольно печально, но орлят…
Она наступила мне на ногу, на пальцы, отчего я испустил совершенно не достойный настоящего мужчины вопль, и зашагала дальше. Я захромал-запрыгал следом.
– Орлят по осени считают,– со смехом договорил я.
Она шла, не обращая на меня внимания. Я скакал вдогонку и кудахтал:
– Подайте шекель убогому здоровяку! Я прозябал себе, нужды не зная, пока не встретил Майкла. Как бы взять Палина за жабры? И зачем
[84]
?
Эш вдавила пятку во вторую мою ступню. Чудо-девочка. Ее поступь при этом даже не сбилась. Она исчезла в винном магазине. Я ждал снаружи, почесывая подбородок и оценивая нанесенный «мартен-сам» ущерб. К счастью, царапина на правом носке не так бросалась в глаза, как если б я носил лакированные туфли.
Эш вернулась с полиэтиленовым пакетом. Решительно прошла мимо меня, мельком показав бутылку «Феймос Грауз». Я припустил следом.
– Так я прав, мадам? Подтвердите, пожалуйста, для телезрителей: вы с радостью отдадите две бутылки теплой мочи за одну бутылку нашего великолепного продукта?
Она отрицательно покачала головой, не глядя на меня:
– Прентис, мы с тобой как следует напьемся. И если я не добьюсь от тебя толку, прежде чем мы увидим дно этого пузыря, то расшибу его о твой толстый череп.
Эш обернулась, блеснула на микросекунду кровожадным оскалом и решительно зашагала дальше. Я пытался не отставать. При этом смотрел на пакет с бутылкой.
– А может, ты просто оставишь виски, я сам выпью, а утром проснусь… нет, лучше днем проснусь с таким чувством, будто ты и впрямь меня шарахнула этой посудой по кумполу. А ты будешь спать в машине, набираясь сил для долгого и трудного путешествия по знаменитому авариями шоссе «А-семьдесят четыре»?
Эш снова отрицательно покачала головой.
Мы пришли на Гранд-стрит. Я задрал голову, увидел, что окна квартиры освещены. Подумалось: а ну, как Эш заведется при звуках бешеного совокупления Гава и тети Дженис и сорвет с меня одежду? А может, Норрис и его приятели отвлекут ее от нелепой затеи с герметическим распитием алкоголя, предложив перекинуться в картишки?
Эш проследила за моим взглядом. Подняла перед моим лицом бутылку.
– Прентис, ты готов?
– Спирт, как тебе известно, никаких проблем не решает,– ответил я.– Только растворяет клетки мозга.
– Мне это известно,– ответила она.– Но я считаю так: выпивка человеку не вредит, если он меру знает и не превращается в четвероногое. А ты уже и без выпивки – четвероногое, так что, может, она тебе только на пользу пойдет? Я принял скептический вид:
– Эш, да ты у нас мистик! Наверное, и в круги на полях веришь.
– Прентис, я верю в то, что ты твердо решил прогадить собственную жизнь, и мне только хочется узнать, в чем суть этого феномена.
– Ну,– бодро ответил я,– тут все просто. Страсть моя была отвергнута той, кому адресовалась. И чувственность этой юной особы целиком и полностью досталась моему старшему братцу-хитрецу. Папаша мой решил: пускай дети будут людьми свободными, пускай живут своим умом, пускай идут своей дорогой… в указанном им направлении. А тут еще сессия… Так вот,– вздохнул я и развел руками, озирая ночное небо, где тучи уже принялись затмевать немногочисленные звезды, которым удалось победить в конкурентной борьбе с городскими фонарями,– я обыкновенный прожигатель жизни. Никакой загадки.
