– Кажется, ты говорил, что она искусна, Жан-Клод.
Она произнесла его имя так, будто на него сердилась.
– Она искусна.
– Скажи мне, сколько мне лет. – Голос был холоден, как
у сердитого взрослого.
– Не могу сказать. Не знаю, почему, но не могу.
– Сколько лет Терезе?
Я посмотрела на темноволосую вампиршу, вспомнила силу ее
давления на мой разум. Она надо мной смеялась.
– Сто или сто пятьдесят, не больше.
Она спросила, и лицо ее было непроницаемо, как мрамор:
– Как, не больше?
– Такое у меня ощущение.
– Ощущение?
– В голове у меня. Ощущение… определенной степени силы.
– Терпеть не могу это объяснять. Всегда получается какая-то мистика. А тут
никакой мистики. Я знала вампиров, как некоторые люди знают лошадей или
автомобили. Природный дар. Практика. Но вряд ли Николаос понравится сравнение с
лошадью или машиной, так что я не стала об этом распространяться. Видите, я
вовсе и не дура.
– Посмотри на меня, человек. Посмотри мне в глаза.
Голос ее был все так же ровен, без той командной силы, какая
бывала у Жан-Клода.
Ага, посмотри мне в глаза. Кажется, мастер вампиров всего
города могла бы придумать чего-нибудь пооригинальнее.
Этого я тоже вслух не сказала. Глаза у нее были то ли серые,
то ли голубые, то ли серые и голубые одновременно. Взгляд ее давил на мою кожу,
как пресс. Подними я руки, я бы, наверное, могла что-то от себя оттолкнуть.
Никогда я еще так не ощущала взгляд вампира.
Стоящий справа от нее солдат поднял на меня глаза, будто я,
наконец, сделала что-то интересное.
Николаос встала и вышла чуть вперед всего своего антуража.
Ростом она была мне по ключицу, то есть очень низенькая. Минуту она стояла,
прекрасная и эфирная, как картина живописца. Никаких признаков жизни, только
сочетание прекрасных линий и подобранных цветов.
Она стояла неподвижно и открыла мне свой разум. Как будто
открыла запертую дверь. Разум ее ударился об меня, и я зашаталась. Ее мысли
вонзились в меня, как ножи, как сны со стальными кромками. Искры ее разума
танцевали у меня под черепной крышкой, и там, где они касались, все немело и
болело.
Я стояла на коленях, а как упала – не помнила. Было холодно,
очень холодно. И для меня ничего не было в мире. Я была мелочью вне этого
разума. Как я думать могла назвать себя ей равной? Как я могла не поползти к ее
подножию и не молить о прощении? Мое высокомерие не терпимо!
Я поползла к ней на четвереньках. Кажется, это был
правильный поступок. Я должна была вымолить ее прощение. Мне нужно было
прощение. Так как же приближаться к богине, как не на коленях?
Нет. Что-то здесь было не то. Но что? Я должна просить
богиню меня простить. Я должна поклоняться ей и делать все, что она повелит.
Нет. Нет.
– Нет, – шепнула я. – Нет.
– Иди ко мне, дитя мое.
Ее голос был возвращением весны после долгой зимы. Он открыл
меня изнутри. Он дал мне ощущение тепла и благожелательности.
Она протянула ко мне бледные руки. Богиня позволит мне ее
обнять! Это чудо. Почему же я корчусь на полу? Почему не бегу к ней?
– Нет!
Я заколотила ладонями по камню. Было больно, но
недостаточно.
– Нет!
Я вбила кулак в пол. Руку пронзила молния, и рука онемела.
– НЕТ! Я вбивала кулаки в камень один за другим, пока
они не покрылись кровью. Боль была острая, реальная, моя.
– Убирайся из моей головы, слышишь, сука? – кричала я.
Скорчившись на полу, прижав руки к животу, я ловила ртом
воздух, сердце колотилось где-то у горла, перекрывая дыхание. Гнев тек через
меня, чистый и острый. Он вышиб наружу последние остатки вмешательства Николаос
в мой разум.
Я полыхнула на нее взглядом – злым, потом испуганным.
Николаос пронеслась через мое сознание, как океан через раковину, наполнив и
опустошив. Может быть, чтобы меня сломать, ей надо лишить меня рассудка, но она
может это сделать, если захочет. И ничем мне себя не защитить.
Она смотрела на меня и смеялась – чудесный звон ветровых
колокольчиков.
– Ну вот, мы и нашли, чего боится наш маленький
аниматор. Вот и нашли.
Ее голос звенел счастьем. Снова та же девочка-невеста.
Она встала на колени рядом со мной, подсунув под колени
подол своего бледно-голубого платья. Как истинная леди. Согнувшись в поясе, она
посмотрела мне в глаза.
– Сколько мне лет, аниматор?
Меня трясло от шоковой реакции. Зубы стучали, будто я
замерзала насмерть – вполне возможно, что так оно и было. Слова пришлось
продавливать между стучащих зубов.
– Тысяча. Может быть, больше.
– Ты был прав, Жан-Клод. Она искусна.
Она почти прижалась лицом к моему лицу. Я хотела ее
оттолкнуть, но больше всего на свете я хотела, чтобы она меня не трогала.
Она снова засмеялась высоким и диким смехом, душераздирающе
чистым. Если бы у меня так все не болело, я бы расплакалась или плюнула ей в
лицо.
– Отлично, аниматор, мы друг друга поняли. Ты сделаешь
то, что мы хотим, иначе я обдеру твой разум слоями, как луковицу. – Она
задышала мне в лицо, понизив голос до шепота. Шепот ребенка, который вот-вот
захихикает. – Ты веришь, что я могу это сделать?
Я верила.
Глава 12
Мне хотелось плюнуть в это гладкое бледное лицо, но я
боялась того, что она может со мной сделать. Капля пота медленно катилась по
моему лицу. Я готова была пообещать ей все, все, если она больше меня не
тронет. Николаос не надо было меня зачаровывать, ей достаточно было меня
запугать. И страх будет держать меня в узде. Это то, на что она рассчитывала.
Это то, чего я допустить не могла.
– Уберись… от моего… лица… – сказала я.
Она рассмеялась. Дыхание ее было тепло и пахло мятой. Мятной
жвачкой. Но под чистым и современным ароматом чуть слышно угадывался запах
свежей крови. Старой смерти. Недавнего убийства.
Я больше не дрожала.
– У тебя изо рта пахнет кровью, – сказала я.
Она дернулась назад, прижав руку к губам. Это было так по-человечески,
что я рассмеялась. Она встала, задев мое лицо краем платья, и маленькой ножкой
в туфле ударила меня в ребра.
Силой удара меня отбросило назад, скрутило болью,
перехватило дыхание. Второй раз за ночь я не могла дышать. Я лежала,
распластавшись на животе, ловя ртом воздух. Я не слышала, чтобы что-то
хрустнуло, но не могло от такого удара что-нибудь не сломаться.
