– Я и волоска у нее на голове не трону – сегодня.
Перчатки сняли маску с лица. Левая сторона лица
отсутствовала, вместо нее была мешанина шрамов. Только карий глаз был целым и
живым, вращаясь в круге розовой рубцовой ткани. Именно так выглядят кислотные
ожоги. Только это была не кислота, а святая вода.
Я помнила, как его тело прижимало меня к земле. Как рвали
мою руку его зубы, пока я пыталась оттолкнуть его от горла. Сухой хруст
перекушенной кости. Мой крик. Его рука, отводящая мне голову назад. Он подается
назад для удара. Беспомощность. Он промахнулся и не попал в шею – я никогда не
узнала, почему. Зубы, перекусывающие ключицу. Он лакал мою кровь, как кошка
сливки. А я лежала и слушала, как он хлюпает моей кровью. Сломанные кости еще
не болели – шок. Это было начало не боли и не страха – это было начало смерти.
Моя правая рука дернулась в траву и нащупала что-то гладкое
– склянка. Фиал святой воды, выпавший из моей сумки, разметанной
прислужниками-полулюдьми. Вампир на меня не смотрел. Его лицо было прижато к
ране. Язык его исследовал прогрызенное им отверстие. Зубы скрипели по
перекушенной кости, и я кричала.
Он смеялся мне в плечо, смеялся, убивая меня. Я откинула
пальцем крышку флакона и плеснула ему в лицо. Плоть вскипела. Кожа лопнула и
покрылась пузырями. Он вскочил на колени, с визгом схватившись за лицо.
Я думала, он остался в горящем доме. Я хотела его смерти,
желала ему мучений. Я хотела забыть эти воспоминания, стереть начисто. И теперь
он стоял передо мной – мой излюбленный кошмар, ставший явью.
– Как, никаких криков ужаса? И дыхание не перехватило
от страха? Ты меня разочаровываешь, Истребительница. Как тебе любоваться своей
работой?
Я только и могла сказать приглушенным голосом:
– Я считала, что ты мертв.
– Теперь ты знаешь, что это не так. И я теперь тоже
знаю, что ты жива. Как интересно!
Он улыбнулся, и мышцы его обгорелой щеки сдвинули улыбку на
сторону, превратив ее в гримасу. Даже вампиры не все раны могут залечить.
– Вечность, Истребительница. Вечность в таком виде.
– Чего ты хочешь?
– Будь смелей, девочка, будь так смела, как тебе
хочется. Я же чувствую твой страх. А хочу я увидеть шрамы, которые я тебе
оставил, видеть, что ты меня помнишь, как я помню тебя. – Я тебя помню.
– Шрамы, девочка. Покажи мне шрамы.
– Если я тебе их покажу, что потом?
– Потом ты пойдешь домой или куда ты там хочешь.
Госпожа дала письменный приказ, чтобы тебя не трогали, пока ты не сделаешь для
нас работу.
– А потом?
Он улыбнулся, блеснув широкой полосой зубов.
– А потом я тебя выслежу и отплачу тебе за это. – Он
коснулся своего лица. – Давай, девочка, не стесняйся. Я все это уже видел. Я
пробовал вкус твоей крови. Покажи мне шрамы, и этому мускулистому не придется
умирать, доказывая, как он силен.
Я посмотрела на Винтера. Огромные кулаки были скрещены на
груди, спина вибрировала. Он был готов к бою. Вампир был прав: Винтер
попытается драться, хоть эта попытка будет стоить ему жизни. Я закатала
порванный рукав. На сгибе руки красовался бруствер рубцовой ткани, от него
ручейками разбегались шрамы, пересекаясь и расходясь снова. Единственным чистым
местом на руке был крестообразный шрам от ожога.
– Я думал, что тебе никогда не придется пользоваться
этой рукой, учитывая, как я ее порвал.
– Физиотерапия в наше время чудеса творит.
– Нет такой физиотерапии, что могла бы мне помочь.
– Нет, – согласилась я.
У меня на блузке не было верхней пуговицы. Еще одна – и я
стянула блузку, обнажая ключицу. Ее бороздили гряды рубцов. В купальнике это
действительно красивое зрелище. Глаз не оторвешь.
– Отлично, – сказал вампир. – От тебя пахнет холодным
потом, когда ты обо мне думаешь, деточка. Надеюсь, я в твоих снах так же тебя
мучил, как ты меня – в моих.
– Есть разница, и ты ее знаешь.
– Какая?
– Ты пытался меня убить. Я защищалась.
– А зачем ты пришла в наш дом? Пронзать наши сердца
кольями. Ты пришла нас убивать. Мы за тобой не охотились.
– Но вы убили двадцать три человека. Это много. Вас
надо было остановить.
– А кто тебя назначил Господом Богом? Кто тебе дал
право нас казнить?
Я набрала побольше воздуху. Дыхание ровное, без дрожи. Очко
мне в плюс.
– Полиция.
– Ба! – Он сплюнул на пол. Очень хорошие манеры. –
Ладно, девушка, работай. Ты найди убийцу, а потом мы это дело закончим.
– Я могу идти?
– Разумеется. Сегодня ты в безопасности, ибо таков
приказ госпожи, но это переменится. – В боковую дверь, – сказал Захария. Он
шел, чуть ли не задом наперед и не сводил глаз с вампира, пока мы шли к двери.
Винтер остался сзади, прикрывая нам спину. Кретин.
Захария открыл дверь. Ночь была жаркая и душная. Летний
ветер ударил мне в лицо, горячий, и влажный, и прекрасный.
– Запомни имя Валентина, – окликнул меня вампир, –
потому что ты еще обо мне услышишь.
Мы с Захарией вышли. Дверь клацнула, закрываясь за нами.
Ручки на ней не было, открыть ее было никак нельзя. Билет в один конец – на
выход. Выход. Это слово мне нравилось.
Мы пошли по тротуару.
– У тебя есть пистолет с серебряными пулями? – спросил
он.
– Есть.
– Я бы на твоем месте стал его носить с собой.
– Серебряные пули его не убьют.
– Нет, но замедлят его скорость.
– Это да.
Несколько минут мы шли в молчании. Теплая летняя ночь
скользила мимо, перекладывая нас в любопытных липких руках.
– На самом деле мне бы нужно ружье.
Он посмотрел на меня:
– Ты собираешься все время носить с собой ружье?
– Обрез. Он отлично засовывается под плащ.
– В миссурийскую жару ты просто расплавишься. Почему
тогда не пулемет или огнемет, если на то пошло?
– У пулемета слишком большое рассеивание. Можно
зацепить посторонних. Огнемет слишком громоздкий, да и работает грязно.
Он остановил меня, положив мне руку на плечо.
– Тебе случалось использовать огнемет против вампиров?
– Нет, но я видела, как это делается.
– Ну и ну, – Минуту он пялился в пространство, потом
спросил: – И работает?
– На раз. Только грязно работает. И он тогда спалил
весь дом. Я считаю, что это крайность.
