– Точно, – сказал я, чтобы подчеркнуть ее слова, но удержался и язык ему показывать не стал.
Он рассердился, однако понял тщетность противостояния силе закона в моем лице.
– Мы ведем записи двадцать четыре часа, а затем записываем на те же кассеты заново.
Я показал ему фотографию Оскара.
– Вы когда-нибудь видели этого человека?
– Нет, – немедленно ответил он, едва взглянув на нее.
Даже если бы я показал ему фотографию Джорджа Буша, он бы тоже не задумываясь ответил «нет».
– Вы как хороший гражданин могли бы и постараться помочь нам, вы же хотите, чтобы свершилось правосудие, – парировал я.
Лори тут же утащила меня, и очень жаль, потому что перед моими аргументами он не мог устоять.
По дороге из супермаркета я в рамках своей благотворительной программы бросил чек на двадцать долларов в жестянку для пожертвований, затем мы с Лори разделились. Она собиралась опросить соседей Оскара, а я возвращался в офис на встречу. Лори не спросила адрес Оскара, из чего я заключил, что она знает, где он живет. Из полицейских рапортов я знал, что Оскар жил там только два месяца. То есть Лори не могла узнать этот адрес, когда еще служила в полиции. Что же, Оскар не зря упомянул в суде, что она крутилась возле его дома. Я не стал задавать ей вопросов. И не стал спрашивать себя почему.
Встречи, назначенной у меня в офисе, я ждал с нетерпением. Мы с Уилли Миллером собирались обсудить иск, который я подал от его имени против моего бывшего крестного отца, Филиппа Ганта – об имуществе Виктора Маркхэма.
Виктор и Филипп двадцать пять лет назад совершили убийство, а затем, много лет спустя, – еще одно, чтобы скрыть то, первое, да вдобавок сумели подставить Уилли, так что виновным во втором убийстве признали его. Уилли провел семь лет в камере смертников, но мне удалось на повторных слушаниях доказать его невиновность. В результате Филипп оказался в тюрьме, а Виктор покончил с собой. Жестокая история, особенно для Уилли, но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: и Филипп, и Виктор были баснословно богаты.
В исходе дела можно было не сомневаться: победный мяч шел прямо в ворота противника, и обе стороны это знали. Оставалось неясным, каков будет приз победителю, ответчики нервничали по поводу решения присяжных по этому вопросу. Потому они и потребовали отдельных слушаний по поводу документов о передаче имущества в собственность. Сегодня мы с Уилли собирались заранее обговорить свою позицию.
В первые месяцы после освобождения, особенно в первые две недели, Уилли стал настоящей знаменитостью. О нем писали газеты, его показывали по телевидению, он участвовал в ток-шоу и на «круглом столе», внеся туда свежую струю. Уличный мальчишка, который никогда не видел ничего, кроме городских задворок, Уилли не имел возможности развить у себя тот «фильтр», сквозь который большинство людей общается с прессой. И на этих передачах он был просто Уилли Миллером, и с телеведущими беседовал на том же языке, на котором говорил со своими друзьями на улице.
В результате получился свежий и живой образ. Одно из своих интервью Уилли прервал вопросом: «Эй, а мне за это заплатят?» Другого журналиста он спросил о девушке-операторе, и когда ему сказали, что она не замужем, он пригласил ее к себе, непосредственно в прямом эфире. Она отказалась, но потом передумала и после шоу приняла его приглашение.
Были и неудобные ситуации, хотя Уилли, казалось, их совершенно не замечал. Когда его попросили сравнить мир сегодня и тот мир, который он покинул семь лет назад, он посетовал на то, что «цены на курево и бухло здорово взлетели».
Зайдя в офис, я застал Уилли и Эдну за приятной беседой. Начало я пропустил, но сразу понял, что Уилли шокировал Эдну, заявив, что никогда не видел кроссвордов и даже не слышал о них. Она предполагала, что такие люди существуют где-нибудь в джунглях Амазонки, живут в пещерах или на деревьях и могут не знать о благах современной цивилизации. Но здесь, в нашем офисе? Невероятно.
Уилли, казалось, нимало не смутился своим признанием – видимо, потому, что вообще никогда ничем не смущался. Он нехотя согласился, чтобы Эдна научила его основам разгадывания кроссвордов, что только усилило ее культурный шок.
– Двусмысленность, – сказала она, посмотрев в газету. – Шестнадцать букв.
Уилли обиделся.
– Я знаю, какая куча слов начинается на «не».
Эдна покачала головой.
– Нужно найти другое слово, которое значит то же, что «двусмысленность». В нем шестнадцать букв, и пятая из них – «р».
– А за каким чертом нам надо найти это слово? – спросил Уилли. – У нас ведь уже есть это слово «двусмысленность». Может, давайте лучше поищем слово, которого у нас нет?
– Уилли, отгадка «неопределенность».
– А мне казалось, вы говорили, что в этом слове шестнадцать букв. – Уилли принялся считать, загибая пальцы и тихонько бормоча под нос буквы. Закончив, он одарил Эдну торжествующим взглядом. – Здесь никак не может быть одиннадцать.
Мне на секунду представился кошмар: Уилли играет в слова с Лори; затем я нарушил идиллию и повел Уилли к себе в кабинет. У него был черный пояс по карате, но я почему-то уверен, что если бы не мой приход, Эдна бы его убила.
Не успели мы начать разговор, как позвонил Пит Стэнтон. Он нашел примерно столько же информации о Джеффри Стайнзе, сколько и Винс Сандерс. Пит признался, что проверил все, что только можно было проверить, и пришел к неопровержимому заключению: Стайнз приходил ко мне под вымышленным именем.
Это значительно осложняло ситуацию. Если он подписал соглашение «адвокат – клиент» фальшивым именем, соглашение не имело законной силы. Неясно было, освобождает ли это меня от обязательств хранить его тайну или нет. Надо было выяснить, но я отложил это: неопределенность, будь Эдна неладна, сейчас как нельзя кстати, пока я не решил, чего хочу относительно неразглашения тайны Стайнза.
Мое решение было «и вашим, и нашим». Не обнаруживая, сколь мало я знаю о личности Стайнза, я использую кое-какую информацию, полученную от него, чтобы помочь своему клиенту. Я встал на шаткую почву, но другой опоры у меня нет, а защищаться придется.
Я позвонил Лори и осторожно намекнул ей, что получил информацию о неких возможных уликах по убийству Дорси. Описав местность позади стадиона Хинчклифф, дословно используя речь Стайнза, я попросил Лори проверить информацию, и если она найдет что-нибудь, ничего не трогать и позвонить в полицию.
У меня было предчувствие, что эти улики могут быть полезны для доказательства невиновности Оскара. Я не буду помогать властям, указывая им на Стайнза, но если они сами найдут место убийства, моя совесть будет почти чиста.
Вернувшись к Уилли, я коротко изложил ему новости насчет его иска. Оба наших противника согласились, чтобы их представлял один адвокат, с которым надо будет встретиться на этой неделе. К тому же я лишний раз подчеркнул то, что говорил ему уже по меньшей мере пять раз: сколько бы денег он ни получил от Филиппа Ганта, именно на эту сумму уменьшится наследство моей бывшей жены, Николь. Мы с Николь не разговаривали с тех пор, как ее отец был арестован, но для меня это и по сей день было внутренним конфликтом. И этот конфликт не должен был затрагивать интересы моего клиента.
