После самоубийств адвокат и Карина занялись слухами. Всего им удалось опросить сорок семь человек, что при общем количестве квартир в доме около ста было неплохим уловом. В каждом разговоре они пытались выяснить три вопроса: когда данный информатор впервые услышал о связи между самоубийствами и деятельностью Квасниковых, от кого услышал и что думает по этому поводу.
Точного ответа на первый вопрос не дал никто, но все указывали либо май, либо июнь, то есть слухи поползли после случая со студенткой. На вопрос, от кого слышали, тридцать два человека назвали фамилии в количестве от одной до девяти, а остальные упорно твердили, что об этом «говорили все». Что до личного мнения, то шесть человек не имели его вообще, трое верили в магию и колдовство, одна дама назвала старика Квасникова сумасшедшим, восемь человек считали его изобретателем-самоучкой, а остальные — просто безобидным чудаком.
Получалось, что хотя почти никто не верил в причастность Квасникова к самоубийствам, слухи об этом охотно пересказывали многие. Причиной слухов отчасти мог быть Коля Квасников, владевший странными игрушками и постоянно пугавший сверстников бластерами, психотронными генераторами и тому подобным, но Александр Петрович считал, что для возникновения устойчивой молвы детских рассказов мало и требуется участие взрослых. Он надеялся по количеству упоминаний выявить наиболее активных распространителей слухов и найти среди них первоисточник информации, вернее, дезинформации. Но, увы, эта методика не сработала. Почти все фамилии повторялись в общем списке не более десяти — двенадцати раз, и выделялись только, две дамы, упомянутые в качестве информаторов, соответственно, тридцатью двумя и тридцатью опрошенными. И обе они, почти по единодушному мнению остальных, были просто суперсплетницами микрорайона.
Карина нашла подход адвоката, учитывающий лишь общее количество упоминаний информаторов, слишком примитивным. В конце концов, заявила она, данная задача по своей логической сущности ничем не отличается от задачи классификации артефактов, то бишь предметов искусства. Достаточно представить каждого опрошенного как отдельный артефакт, а упоминаемые им фамилии — как признаки. Она составила картотеку информаторов, выписала на карточке каждого названные им имена других и принялась раскладывать нечто вроде пасьянса, поставив себе целью выделить более или менее тесно связанные группы и найти людей, поставлявших информацию во все группы, — они-то, по мысли Карины, и должны оказаться первоисточниками.
Адвокат одобрил эти изыскания, хотя и не ждал от них ничего путного. Сам же он расположился около телефона и стал методично обзванивать тех знакомых, через которых, по его представлениям, был шанс выйти на дела фирмы «Крекинг». Интуиция и опыт подсказывали ему, что если в данной истории есть криминальное зерно, оно связано с этой фирмой.
Так прошло два часа, по истечении которых Карина познакомила адвоката со своими результатами, не давшими, к ее разочарованию, ничего нового. Все информаторы разделились на две относительно обособленные группы, или попросту на две компании постоянно общающихся между собой людей, и центрами обеих компаний оказались две те же самые, уже известные сплетницы. Они же служили связующими звеньями между обеими группами.
Карина несколько приуныла, но не соглашалась признать себя побежденной. По причине позднего времени она удалилась к себе домой, прихватив картотеку для продолжения исследования.
Адвокат же, продвинувшись в телефонных переговорах настолько, что возникла потребность в личных контактах, лег спать пораньше.
На следующий день, утром, состоялось знакомство Александра Петровича с юристом фирмы «Крекинг», и тот, в обмен на кое-какие полезные для себя знакомства, снабдил адвоката нужной ему информацией.
Александр Петрович вернулся домой к обеду. Почти тотчас позвонила Карина и попросила зайти.
По ее сияющему виду он понял, что она чего-то добилась.
Карина предъявила огромный лист бумаги с нарисованным фломастером схематическим изображением дома. По всем пяти лестницам и шести этажам были расписаны номера квартир и разложены карточки живущих в них информаторов. На центральной лестнице, где жили Квасниковы, лежало двенадцать карточек, и на одиннадцати из них жирной красной линией была подчеркнута фамилия «Николаев». На других лестницах его фамилия встречалась всего один раз.
— Потрясающе! Я уже, каюсь, здесь ни на что не рассчитывал. — Он указал рукой на схему: — Ты нашла гениальный прием. — Изображая супружескую пару, они волей-неволей перешли на «ты».
— Я просто повторила тот же факторный анализ для каждой лестницы отдельно, — слегка смущаясь, пояснила Карина, — но это не я придумала, примерно так поступил однажды Уильям Кросби, аналитик из Пентагона, когда искал канал утечки секретных сведений.
— Как бы там ни было, этого господина, — адвокат ткнул пальцем в пятьдесят четвертую квартиру, — ты выудила гениально.
По имевшимся у них сведениям, Николаев жил на шестом этаже, непосредственно над погибшим Холщевниковым. Он держал ротвейлера, но Карина с адвокатом не имели удовольствия с ним познакомиться, потому что он рано уезжал на работу и выгуливал собаку в семь утра. И вот теперь оказалось, что солидный, занятой человек, которого ни один из опрошенных не характеризовал как сплетника, счел нужным сообщить всем соседям по лестнице о таинственном стимулировании самоубийств пожилым пенсионером. Причем слух был распущен им после самоубийства студентки, за два месяца до гибели Холщевникова!
— Ну что же, придется завтра встать в шесть, — без большого энтузиазма объявил Александр Петрович.
На следующий день ровно в семь адвокат и Карина вместе с Джеком заняли позицию в сквере, а через несколько минут в сопровождении ротвейлера появился усатый здоровяк с полнокровным румянцем на щеках.
Карина и адвокат совершенно не обращали на него внимания. Они являли собой благополучную, довольную жизнью пару. Карина с Джеком позировала, а Александр Петрович фотографировал ее японской камерой, которая, по мнению Карины, и на фотоаппарат-то не была похожа: ни объектива, ни рычага перемотки пленки, а только темные прямоугольные окошки и какие-то клавиши.
Как только собаки дружелюбно обнюхались, усатый первым подошел к жизнерадостным хозяевам спаниеля, поприветствовал их, представился и сказал, что уже слышал о них и будет рад иметь их соседями.
В ответ Карина поделилась сомнениями: они, конечно, не суеверны, но им рассказывали об этом доме такие странные вещи…
— Ну что вы, — громогласно засмеялся Николаев, — как же интеллигентные люди могут верить в такую чепуху? Болтают — и пусть болтают, я даже не знаю, что именно. Зачем вникать в глупые выдумки?
— Я думаю, наш будущий сосед прав, дорогая, — сказал адвокат, делая очередной снимок Карины крупным планом, — не станем придавать значения таким пустякам.
По окончании прогулки Александр Петрович извлек из камеры десяток фотографий — эта система давала сразу готовые снимки. При взгляде на них лицо Карины слегка вытянулось: себя она увидела лишь на двух фотографиях, и не самых лучших, а на всех остальных красовалась наглая усатая физиономия.
