— Налоги большие? — спросил я.
— Большие, — вздохнул крестьянин. — Но куда
податься? В других землях дерут больше. А здесь хоть видно, куда уходят.
Господин Катарган велел управляющим собирать раз в год старост всех сел и
отчитываться, куда и на что пошло сколько денег. Мы видим, сколько затрачено на
постройку мостов, у нас они самые лучшие, на прокладку дорог, на дома для
стариков… Он разрешил знахарям селиться на его землях бесплатно, даже велел
построить им дома, так что у нас теперь скотина никогда не хворает, саранча нас
обходит, река за последние двадцать лет еще ни разу не вышла из берегов, а
засухи не знаем тоже…
Генрих выглядел озадаченным, но, как я понял, не умелым
планированием тролля, а прикидывал, как обходить мелкие отряды, чтобы не
обнаружить себя раньше времени.
— Ладно, — решил он. — Когда подойдет моя
отборная сотня, все внимание будет приковано к ней. А мы приблизимся скрытно.
— И что будем делать? — спросила королева с
опаской. — Мне бы очень не хотелось, чтобы, освобождая мою дорогую сестру,
погиб или получил смертельную рану ее жених!
Генрих кивнул.
— Мне бы тоже не хотелось, — ответил он
серьезно. — Но если будет выбор: спасти ее и или погибнуть, то для мужчины
просто выбора нет.
* * *
Эти сутки мы пробирались уже тайком, а ворон и волк
высматривали скопления людей. Приходилось объезжать даже стада с пастухами,
крестьян в поле, лесорубов и рыбаков, даже одиноких охотников. Последнюю часть
пути проделали ночью, волк сообщил, что замок уже рядом, вот эта дубовая роща
подходит совсем близко, между нею и замком всего лишь вырубленное и вычищенное
пространство, чтобы не подобрался незамеченным враг, а утром мы хорошо
рассмотрим…
Остаток ночи вздремнули, вздрагивая при каждом стуке, треске
веток или крике лесного зверя. Рассвет окрасил облака, мы уже все на ногах,
греемся у костра, который сэр Генрих благоразумно развел в яме, а в пламя
бросал только самые сухие веточки, что не дают дыма.
За это время мы настолько приблизились к горам, что вот они
прямо перед нами, их вершины упираются в небо, вожак-гора выдвинулась вперед,
принимая на себя удар ветров, рассекая пополам, раздвигая само пространство,
как ледоколом, а на этой горе…
Я нервно сглотнул, протер глаза. Часть высокой горы не гора
вовсе, а умело выстроенный замок. Вершину горы, почти две трети, то ли срубили,
то ли там и была такая ровная площадка размером с футбольное поле, но строители
умело достроили, местный Корбюзье постарался вписать очертания замка в силуэт
горы, так что на первый взгляд казалось, что в самой горе насверлили множество
мелких дырок.
Подобраться к такому замку трудно, с высоты увидят издали, а
карабкаться придется по одной-единственной тропке, узкой, извилистой,
простреливаемой с длинной стены.
— Да, — раздался за спиной голос Генриха, —
это будет непросто…
Вид у молодого барона озадаченный, но выглядит жених
неплохо, глаза горят предвкушением схватки. Я оглянулся, махнул рукой, чтобы
королева не выдвигалась, сказал Генриху
— Если заметят блеск доспехов, что будем делать?
— Разве не отобьемся?
— Не сомневаюсь, — согласился я, — но мы
пришли выказать удаль или освободить женщину?
Он на мгновение призадумался, больно сложный вопрос, хорошо
бы и то и другое, да еще и пограбить, но опытность военачальника победила,
буркнул:
— Вы правы, сэр Гакорд. Из чащи без надобности лучше не
высовываться… пока не поймем, что делать дальше.
— Вернемся, — предложил я. — Нужен
расширенный военный совет.
— Расширенный?
— Ну да.
— А кто еще?
— Волк и ворон, — сказал я. — А вы что, на
королеву подумали?
— Упаси Господи, — испугался он. — У вас и
шуточки, сэр Гакорд! У меня чуть сердце не остановилось.
— Если даже подойдет все войско сэра Генриха, —
начал я, как только мы вернулись, но Генрих сразу нахмурился, прервал:
— Что значит «если», сэр Гакорд?
— Я оговорился, — сказал я, — прошу прощения.
Когда подойдет войско доблестного и благородного во всех отношениях сэра
Генриха, известного своей храбростью, отвагой и мужеством, а также многими
воинскими доблестями и личными подвигами, не считая командных зачетов, то все
равно это храброе и отважное войско все же не сумеет ни с наскоку взять этот
замок, ни умелым штурмом, ни долгой осадой…
Королева поинтересовалась уязвленно:
— А почему нельзя даже долгой осадой?
— Потому что тролль сумел умелой экономической
политикой привлечь на свою сторону этих продажных крестьян!.. Они за налоговые
льготы и прозрачность расходования их денег готовы поддерживать это чудовище!
Да-да, они не понимают, что мы освободители.
Генрих заворчал, королева воскликнула патетически:
— Я в это никогда не поверю!
— Придется, — сообщил я. — Я и не такое
видел.
— Но как это возможно?
— Возможно, — заверил я. — Все это называется
общим понятием свободного рынка. Или стихийного. Эти простые люди продали свои
высокие принципы… о которых, правда, и не слыхали… за чечевичную похлебку, за
жареных кабанчиков, за хорошие урожаи и тучные поля, за счастливую безбедную
жизнь и здоровье, как свое, так и всех близких… Продажные шкуры, ничего не
скажешь! Но, увы, с этим придется считаться. Они будут доставлять троллю
продовольствие, ковать в своих кузницах оружие, часть опять же троллю, а с
остальным начнут партизанскую войну, нам мало не покажется, вспомним и
Наполеона, и Гитлера, и Фиделя с Хаттабом…
Генрих нахмурился, заворчал, но лишь стукнул кулаком по
колену, а королева сказала растерянно:
— Но сестру спасти надо?
— Вот и подумаем, — ответил я, — как это
сделать. Видимо, я отправлюсь на переговоры…
— Что-о-о-о? — вскрикнули они в один голос.
— Переговоры, — повторил я раздельно, как и надо
разговаривать с весьма далекими от причуд демократии людьми. — Начнем с
самого почетного и уважаемого в демократическом обществе занятия: торговли.
Будем выторговывать, как принято, у террористов жизни наших людей. Заодно
постараемся узнать их намерения, состав гарнизона, расстановку сил, их
политические убеждения, есть ли латентные гомосексуалисты, это скрытые
союзники, ибо все гомосексуалисты — демократы, попытаемся прощупать, не удастся
ли кого-то склонить на нашу сторону, дабы тайком открыл врата…
Лицо Генриха, что слушал со все возрастающим непониманием,
чуть посветлело.
— Да-да, — сказал он быстро. — Подкупить!
Пообещать отмену первой брачной ночи!
— Это они и так имеют, — возразил я. — И
льготы всякие. Разве что возвести предателя в дворянство?
