Стрела исчезла, я не успел проследить ее полет, две головы
чудовищ разом дернулись. В одной из шей появилась торчащая стрела. Я зябко
ежился, ну что даст эта стрела, просто комариный укус, чудовище тоже так вроде
бы думало, а потом опомнилось и жутко взревело. Что значит, нервный импульс
быстро добежал до головы, все доложил, но, чтобы взреветь, пришлось бежать до
легких, а они кто знает на какой километровой глубине.
— Что-то не получилось… — проговорил капитан встревожено.
— Не должно, — ответил Ирунга, но в голосе
прозвучала неуверенность.
Капитан смолчал, лишь посмотрел на него недобрыми глазами.
Двое поспешно положили вторую стрелу, такое же рыцарское копье, вставили тетиву
в желобок на торце. Ирунга бешено завертел рычаг, тетива медленно поползла,
натягивая стальные пластины лука.
Я посмотрел на стрелу, а со стороны моря раздался хлопок,
будто откупорили бутылку шампанского размером с купол Святого Петра. Донесся
страшный крик, это орал второй зверь, а от второго торчал над водой обрубок.
Голова взлетела высоко вверх, описала крутую дугу и шлепнулась рядом. Из
обрубка шеи ударила мощная струя полупрозрачной жидкости. Это было как нефтяной
фонтан, с которого сорвало заглушки, шея торчит над водой все так же, зверь еще
не сообразил, что он мертв, лапы все еще подгоняют огромное туловище к кораблю,
я попятился, а через минуту первые капли упали на палубу, а следом обрушился
настоящий водопад.
Матросы орали, как мне показалось, восторженно, орал
капитан, один Ирунга остался за гарпунной пушкой средневековья, а остальные
примчались с ведрами, тазиками, котелками, подставляли даже тарелки. Капитан
заорал:
— Ирунга, что со второй?
— Думаю, — прокричал тот, — сейчас набросится
на труп… пока теплый.
— Все бабы такие! — крикнул он с
удовлетворением. — Ладно, наблюдай, тут и на твою долю хватит.
Я бочком-бочком приблизился к Ирунге, он с завистью смотрел
на прыгающих под падающей сверху кровью Морского Змея. В этот время сильный
удар сотряс корабль. Я не удержался на залитой слизью палубе, упал, меня
откатило к борту.
— Штурман, — донесся крик капитана, — держи
руль!
— Уже ушли, — прокричали с кормы. — Он задел
только чуть-чуть!
А если бы не чуть-чуть, мелькнуло у меня в черепе, кое-как
поднялся, весь в слизи, пощипывает в ссадинах. Ирунга посматривал одним глазом
на второе чудище, что в самом деле принялось рвать огромной пастью шею супруга,
фонтан крови изменил направление и поливал море. Мы быстро отдалялись, обрубок
все еще мотало из стороны в сторону, а выброс крови не уменьшился, как я
подсознательно ждал, а стал мощнее, будто только сейчас подключилось огромное
сердце, печень и прочие органы.
Да какое же у него туловище, подумал в который раз, это же
прямо не знаю что… Ирунга подмигнул, крикнул:
— Ну как выстрел?
— Волшебный, — признался я. — Так всадить с
двигающегося корабля в такую же двигающуюся цель… Ты мастер из мастеров!.. А
чего они все тазы вытащили?
Он изумился:
— Не знаешь? Откуда ты такой свалился?.. Это же кровь
Морского Змея!
— Ну и что в ней?
Он расхохотался:
— Самое главное! Две-три капли в стакан вина — и ты всю
ночь сможешь с бабы не слезать! За склянку такой крови знаешь сколько можно
получить? Шкатулку с золотом! Вельможи и колдуны платят любые деньги.
Я кивнул, вернулся на форштевень. Ну да, конечно же, это
самое главное. Если бы кровь Змея делала умным, кто бы хоть монетку заплатил?
Ну разве что медный грошик. А вот за такое действо, конечно же, любые деньги.
Как и у нас, где всякие там йохимбе стоят в сотню раз дороже, чем необходимый
для жизни инсулин или валокордин.
— В мире редко кому удается тратить деньги с
умом, — сказал я, — потому что редко у кого есть и то и другое.
Он посмотрел на меня с уважением:
— Золотые слова, варвар!
Я приосанился:
— Да, я же умный..
— Я тоже, — признался он. — Потому и мыкаюсь
вот по морю.
* * *
Вечером небо удивительно ясное, над горизонтом остановились
громады облаков, целые воздушные замки, башни, окрасились алым, затем алость
сменилась красным, багровым, перетекла в лиловость и наконец стала темно-синей,
словно перекаленный металл, однако верхушки — удивительное дело! — горели
победным оранжевым огнем, словно их освещает сверху еще одно солнце, невидимое,
ведь то, старое, багровое и тяжело дышащее, сползло вниз и сегодня уже ни за
какие пряники не выползет.
Голубое небо стало пронзительно синим, ярким, с лиловостью,
затем еще на синеве проступил лунный диск, налился отраженным светом, появились
звезды. Незаметно наступила ночь, я долго стоял вот так на носу корабля,
рассматривая мир, как вдруг вдали блеснула крохотная красная искорка. Исчезла
на миг, затем появилась снова, как будто планета Марс опустилась на горизонт.
С клотика донесся крик:
— Держи штурвал крепче!.. А то врежемся…
Ему ответили веселой бранью, я поморщился, но вспомнил, что
слова их порою грубы, но «пожалуйста извините» с усмешкой они говорят, так что
все путем, это у них обмен любезностями. Матрос с клотика просто похвалил
Ирунгу за точность, это комплимент с одной стороны, вежливая благодарность за
комплимент — с другой.
За спиной послышались шаги, рядом со мной появилась фигура
капитана. Он постоял, всмотрелся, в полумраке лицо его казалось суровым и
непроницаемым, как у индейского вождя чингачгуков. Над головой в снастях
захлопали крылья, послышалось недовольное бурчание.
— Ты никак филином стал? — спросил я.
Сверху недовольно каркнуло:
— Не спится. Это волк дрыхнет, овец во сне считает.
— Что это впереди? — спросил я. — Маяк?
— Да, — ответил ворон. — Короля Гедеойла.
Капитан зашевелился, сказал веско:
— Это маяк Горящий. Так он всегда назывался.
Ворон каркнул саркастически, он это умел даже в карканье, но
умолк, ведь на чьем корабле плывешь, тому и поддакиваешь.
Корабль, как мне казалось, шел прямо на маяк, потом понял,
что проходим левым бортом. В небо бьет огненный столб оранжевого пламени, в
самой середке — почти белого, дальше огонь становится красным, багровым, а сам
дым я угадал только по темному небу, где исчезли звезды. Это выглядело так,
словно в недрах горят все нефтяные запасы Ирака.
Когда подошли совсем близко, маяк поплыл у борта, я рассмотрел
освещенную пламенем высокую башню из белого камня, наверху расширение с крышей,
словно обычный дом какой-то шутник вознес на высоченный каменный столб…
Сама колонна маяка горит могуче, страшно, жутко. Налетающий
порывами ветер колыхал оранжевый с черным столб, мне почудилось, что даже
отсюда слышу треск горящего камня и торжествующий рев пламени. В самом деле
ветер на миг изменился, я услышал сильный запах гари, в холодном мире неприятно
скользнула струя перегретого воздуха.
