Он принялся ее ласкать, она тихо застонала и задвигалась под ним. Он гладил ее живот и бедра, восхищаясь гладкостью ее упругой кожи и исходившим от нее чуть пряным ароматом. Она права, говорил он себе, хорошо, что я к ней пришел, зачем лишать себя удовольствия, я никого не обманываю, а до чего приятно.
В эту самую секунду зазвонил его мобильник.
Она теснее прижалась к нему, обхватив ногами его торс, и он подался ей навстречу. Когда звонок замолк, он уже был в ней, и ее раздутые груди колыхались в ритме их движений, словно два живущих независимой жизнью резиновых мяча.
Про презерватив он больше не вспоминал.
Она застонала от удовольствия.
Позже, улучив момент, чтобы не показаться грубым, он достал телефон и прослушал оставленное сообщение.
Звонила Мириам. Хотела с ним поговорить. Ей надо было сказать ему две вещи, из которых лишь одна могла подождать до завтра. Просила перезвонить.
Ему не улыбалось разговаривать с Мириам в присутствии психологини. Но и ждать не хотелось. В тоне Мириам он явственно услышал тревожные нотки.
Лоретта посмотрела на него, заинтригованная:
— Проблемы?
— Пока не знаю, — честно ответил он. — Не исключено.
— Не переживайте. Если вам надо уйти, я пойму. Вас не слишком разочаровал наш первый раз?
Вместо ответа он приблизился к ней и поцеловал в губы.
Она чуть отодвинулась, чтобы лучше его видеть. На ее губах играла полуулыбка.
— Мне показалось, что вас смутила моя грудь, — сказала она. — Она вам не нравится?
— Не в этом дело, — ответил он, слукавив лишь наполовину. — Грудь восхитительная, но я боялся, что, если надавлю слишком сильно, вам будет больно.
Она засмеялась:
— Ну и напрасно. Можете попробовать.
Она притиснулась к нему, нежно сжала в руке его член и снова откинулась на постели.
— Буду спать. Мне завтра рано вставать. Захлопните за собой дверь. Спокойной ночи. И спасибо.
Он тоже засмеялся:
— Не за что, красавица.
Поцеловал ее в щеку и в лоб и выпрямился.
Затем оделся и ушел.
Мириам он позвонил из машины. Она не спала.
— Я получил твое сообщение, — сказал он. — Что случилось?
— У меня твоя дочь. Не в самом лучшем состоянии.
У Мартена сжалось сердце.
— Она же вроде на гастроли уехала, — чуть слышно проговорил он.
— Нет, она вернулась.
— Что с ней?
— Она сама тебе скажет. Она к тебе уже едет. А ты что, не дома?
— Буду через десять минут. Можешь хотя бы сказать, это очень серьезно или не очень?
— Все зависит от того, что считать серьезным. Нет, она не заболела. Но я тоже думаю, что будет лучше, если она все расскажет тебе сама.
— Ладно. А вторая вещь?
— Ах да… Мне нужен твой совет. Но это может подождать до завтра.
— Хорошо, — ответил Мартен. — Спокойной ночи.
— Я ее знаю? — не удержалась от вопроса Мириам.
Мартен ничего не ответил и нажал на отбой.
Глава 17
Изабель ждала его на лестничной клетке, сидя на нижней ступеньке лестницы.
— Ты что, ключи потеряла? — с ходу спросил Мартен, когда она поднялась ему навстречу.
Обнял дочь и отпер дверь.
— А сумка твоя где?
— И долго ты собираешься задавать мне дурацкие вопросы? — вопросом на вопрос ответила она, и Мартена поразила агрессивность ее тона. — Нет у меня сумки, и ключей нет. Ничего у меня нет. Я уехала прямо так, ничего не взяла.
— А как же спектакль?
— Плевать я хотела на спектакль.
Она сняла куртку, швырнула ее на старый диван, упала в кресло и обвела квартиру таким взглядом, словно видела ее в первый раз.
Выглядела она вполне здоровой. Уже неплохо, сказал себе Мартен. Она все больше становится похожей на мать — какой та была, когда они познакомились. Тот же овал лица, тот же широкий лоб, та же фигура, тот же разрез глаз. Сердце кольнуло от чувства вины и печали, неизменно посещавшее его всякий раз, когда он вспоминал первую жену.
У Изабель под глазами залегли синие круги. Пожалуй, она чуть похудела. Любовные огорчения, диагностировал он. Не в первый раз и не в последний.
— Ты вот так же ешь взглядом подозреваемых? — еще более раздраженно проговорила она.
Сердитый и слегка обиженный голос всегда служил у нее признаком плохого настроения. Он решил не мучить ее расспросами.
— Выпьешь чего-нибудь горячего?
— Выпью.
Она изящно поднялась с кресла и пошла на кухню.
— Кажется, зеленый чай остался, — сказал Мартен. — Но ни какао, ни молока нет.
— Ты по-прежнему со своей журналисткой? — крикнула она, не поворачиваясь к нему.
Мартен тоже пришел на кухню.
Она ставила на газ чайник, одновременно подозрительно принюхиваясь.
— Чем это тут воняет? А что, убираться к тебе больше никто не приходит?
— Приходит, — ответил Мартен. — Так что у тебя стряслось?
Она повернулась к нему и улыбнулась беглой улыбкой, от которой у него разрывалось сердце, а затем снова уставилась на плиту, словно никогда в жизни не видела более захватывающей картины.
— Да так, ничего страшного, — наконец сказала она. — Я узнала, что, стоит мне отвернуться, этот говнюк Кристоф вставляет Лидии. И я беременна.
— От него?
— Нет, от папы римского.
Мартен привалился к стене и скрестил на груди руки. Ей двадцать два года. Она взрослая женщина. И в то же время — его дочка. Зачем она к нему пришла? За советом? Узнать его мнение? Или просто поплакаться ему в жилетку?
— Что ты собираешься делать? — спросил он.
— Не знаю. Убью эту суку. А потом его. Но сначала я их помучаю. Научи меня как.
— А ребенок?
Она не ответила.
Он помог ей собрать поднос, и она унесла его в гостиную.
Он сел и стал смотреть на нее. Каким образом такая молодая, красивая и умная женщина умудряется связываться со столь выдающимися кретинами? Или он ослеплен отцовской любовью? Кристоф даже привлекательностью не отличался. Меньше ее ростом, с намечающимся животиком, залысинами и шармом уличного зазывалы. Он видел его всего раз, но этого хватило, чтобы у него немедленно возникло желание надрать ему задницу. Он описал Мириам любовника дочери примерно в этих словах, а она лишь рассмеялась и сказала ему, что он ревнует. Но при чем тут ревность? Просто он считал, что этот парень недостаточно хорош для его Изы. Впрочем, признаться в том, что в тебе говорит ревность, довольно трудно.
