На лестнице не хватало нижних ступенек, поэтому она принесла
из библиотеки двадцать книг и, положив их одна на одну, восстановила две
ступеньки. Согреваясь в холодные дни, они сожгли почти все стулья. Правда, в
библиотеке еще оставалось кресло, но оно было всегда сырым, насквозь промокшим
от вечерних ливней, которые хлестали через дыру в стене от снаряда. Всему
сырому удалось избежать участи быть сожженным в тот апрель 1945 года.
В доме оставалось мало кроватей. У нее не было личной
спальни, ей нравилось кочевать по дому со своим соломенным матрацем или
гамаком, располагаясь на ночлег то в комнате английского пациента, то в
коридоре, что зависело от погоды, ветра или света. Утром она сворачивала матрац
и перевязывала его бечевкой. Сейчас уже потеплело, и она открывала комнаты,
впуская теплый воздух и солнечный свет, чтобы проветрить темные углы и
просушить сырость. Иногда она открывала двери и спала в комнатах, где не было
стен. Она стелила матрац на самом краю комнаты, засыпая под скоплениями звезд и
плывущими в небе облаками, просыпаясь от раскатов грома и бликов молнии.
Девушке было всего двадцать лет, и хотя бы в такие минуты ей хотелось быть
безрассудной и беспечной и не думать об опасностях, возможно, заминированной
библиотеки или внезапном грохоте грома, который испугал ее среди ночи. Она
устала от затворничества в замкнутом пространстве в течение холодных месяцев,
ей нетерпеливо хотелось простора. Она входила в грязные комнаты со сгоревшей
мебелью, где жили солдаты, выгребала листья, вымывала следы от испражнений и
выскребала обуглившиеся столы. Она жила, как бродяга, в то время как английский
пациент покоился на своем ложе, как король.
Наружная лестница со свисающими перилами была разрушена, и
со стороны могло показаться, что на вилле никто не живет. Это было им на руку,
так как обеспечивало относительную безопасность и защиту от бандитов, которые
уничтожали все, что попадалось на пути. Она выращивала в саду овощи, а свечу
зажигала только по необходимости по ночам. Тот простой факт, что вилла казалась
грудой безжизненных развалин, защищал их, и она, еще не женщина и уже не
ребенок, чувствовала себя здесь в безопасности. Хлебнув из ковша тягот и
горестей войны, она решила для себя, что больше ее не заставят выполнять
приказы и служить на благо всего прогрессивного человечества. Она будет служить
и ухаживать за одним человеком – обгоревшим пациентом: читать ему, обмывать
его, делать ему инъекции морфия… Она посвятит ему всю себя. В саду она сделала
несколько грядок. Нашла у разрушенной часовни двухметровый крест и поставила на
огороде, повесив на него пустые консервные банки, которые дребезжали на ветру и
отпугивали птиц. Пройдя по дорожке, мощенной булыжником, она оказалась в келье
без окон, где хранила аккуратно упакованный чемодан. Там было несколько писем,
пара сложенных платьев и металлическая коробка с медицинскими инструментами.
Она уже расчистила малую часть виллы, и все это могла сжечь, если захочет.
* * *
Чиркнув спичкой в темном коридоре, она зажигает фитиль
свечи. Пламя поднимается до уровня плеч. Поставив свечу на пол, она садится на
колени и, обхватив их руками, вдыхает запах серы. Ей кажется, что вместе с этим
запахом в нее входит свет.
Отойдя на несколько шагов назад, кусочком белого мела она
чертит прямоугольник на деревянном полу. Затем, отодвигаясь все дальше назад,
она рисует еще несколько прямоугольников, и вот уже на полу целая гроздь их:
один, потом двойной, потом снова один… Опершись на левую руку, она рисует с
серьезным видом, опустив голову вниз. Прямоугольников все больше, пламя свечи
все дальше. Наконец, некоторое время она неподвижно сидит на собственных
пятках.
Она роняет кусок мела в карман платья, затем встает,
подбирает юбку и подтыкает ее на талии. Достав из другого кармана металлическую
биту, бросает ее перед собой так, что та падает на самый отдаленный
прямоугольник.
Девушка с силой прыгает вперед, тень корчится за ней в
глубине коридора. Она перепрыгивает из квадрата в квадрат, ударяя подошвами
теннисных туфель в номера, которые написаны в каждом прямоугольнике; прыг-скок,
прыг-скок, на одной, потом на двух, и так дальше, пока не доходит до последнего
прямоугольника.
Наклонившись, она поднимает с пола биту, застывает в этом
положении с подоткнутой за пояс юбкой, с опущенными вдоль тела руками и тяжело
переводит дыхание. Набрав в легкие побольше воздуха, она задувает свечу.
Теперь ее окружает темнота, в которой чувствуется запах
дыма.
Она подпрыгивает снова и, повернувшись в воздухе, двигается
в обратном направлении, прыгая все быстрее, стараясь попасть в «классики».
Звонкие хлопки подошв гулким эхом разносятся по длинному коридору, к дальним
углам заброшенной итальянской виллы и еще дальше – в ночь, освещенную луной, к
скалам в ущелье, которые полукругом обрамляют дом.
Иногда по ночам английский пациент ощущает легкую дрожь
всего здания и слышит шум, похожий на хлопки. Он навостряет собственный слух и
чувствительность своего слухового аппарата, пытаясь определить, что это за шум
и откуда он.
* * *
С маленького столика у его кровати она берет невеликого
формата книгу, которую он пронес сквозь огонь. Это экземпляр «Историй»
Геродота
[6]
. Страницы его прекрасно уживаются с наблюдениями и заметками, которые
английский пациент записывал между строчками, а также с рисунками и листами из
других книг, вырезанными и вклеенными сюда.
Она начинает читать, с трудом разбирая его мелкий угловатый
почерк.
Есть постоянные ветры, которые досаждают людям и сегодня. В
Южном Марокко, например, бывает смерч, аджедж, от которого феллахи защищаются
ножами. А еще известен африко, который иногда доходил даже до Рима. Алм – ветер
с ливнем из Югославии. Арифи, прозванный также ареф или рифи, обжигает
многочисленными языками.
Но есть и другие ветры, более изменчивые, которые могут
сбить с ног лошадь, повергнуть наземь всадника и, развернувшись, устремиться в
обратном направлении. Бист роз налетает на Афганистан и бушует там в течение
170 дней, сметая и погребая заживо целые деревни. В Тунисе есть горячий сухой гибли,
который крутится, и крутится, и крутится, и очень странно влияет на нервную
систему. Хабуб из Судана – пыльная буря, которая наряжается в яркие стены из
желтого песка высотой до тысячи метров и сопровождается дождем. Харматтан,
который дует, дует и в конце концов тонет в Атлантике. Имбат – морской бриз в
Северной Африке.
Некоторые ветры похожи на тоскливый вздох в небе. Ночные
пыльные бури, которые приносят холод. Хамсин, пыльный ветер, который дует в
Египте с марта по май. Его название в переводе с арабского означает
«пятьдесят», потому что он хозяйничает в течение пятидесяти дней и считается
«девятой казнью египетской». Дату с Гибралтара несет ароматы и благоухание.
Есть еще тайный ветер пустыни, название которого никто не
узнает, так как король приказал забыть его и стереть из памяти, когда от этого
ветра погиб его сын. И нафхат – сильный, порывистый ветер из Аравии. Меццар-ифоулоу-зеп
– яростный и холодный ветер с юго-запада; бедуины называют его «тот, что
ощипывает перья». Бешабар – темный и сухой северо-восточный ветер с Кавказа,
«черный ветер». Самиэль из Турции, «яд и ветер», особенностями которого часто
пользовались в сражениях. Также помогали древним полководцам и другие «ядовитые
ветры» – например, самум в Северной Африке или солано, который срывает и несет
с собой лепестки редких растений, вызывающих головокружение.
