Как ни тяни время, вечно его тянуть не будешь. Немец хлопнул по столу, вручил бумагу.
А бумага грозная:
«Я, капитан цур зее германского военно-морского флота Эйссен, командир немецкого транспорта, проводимого в навигацию 1940 года с запада на восток по Северному морскому пути на основании соглашения с советским правительством, заявляю:
1. До меня было устно доведено Вами распоряжение г-на Папанина вести транспорт на запад, так как в Беринговом проливе появились иностранные военные корабли, подстерегающие мой транспорт.
2. Мною получено сообщение о наличии в районе мыса Сердце-Камень японской китобойной флотилии, а также о присутствии в районе острова Врангеля какого-то военного корабля.
3. Ознакомившись с этими сообщениями, я не нахожу, что они представляют для меня опасность. У меня имеются все средства, чтобы покинуть советские воды незамеченным (установки для производства дымзавесы и пр.).
4. На основании данных мне в Берлине полномочий решать все вопросы, исходя из ситуации на месте, независимо от содержания приказов Берлина или Москвы, я намерен самостоятельно отправиться на восток 2 сентября 1940 года в 23.00 по московскому времени, причем полную ответственность за все последствия несу я один.
5. Несмотря на Ваш протест, я категорически отказываюсь ждать далее каких-либо переговоров и требую, чтобы ледовые капитаны Сергиевский и Карельский (описка Эйссена, правильно Карельских. — Прим. авт.), чью задачу я считаю выполненной, покинули мой борт, или, если таково будет их желание, я могу высадить их в любом месте на берег.
6. У меня нет никаких претензий в отношении проводки судна до настоящей точки 70°09′ с. ш. и 169°53′ в. д. Напротив, проводка во всех отношениях отвечала самым высоким требованиям и выполнялась в лояльном духе, за что я выражаю свою благодарность и одобрение.
Р. Эйссен. Чаунская бухта. 2 сентября 1940 г.».
А потом уж предложил поужинать. Ну, ужинать у фашиста мы, конечно, не стали, и в шесть утра нас проводили до штормтрапа. Постояли ещё, и чувствовалось, что дальше они попрут во что бы то ни стало.
Мы напряглись, тут пришла радиограмма от Папанина — дескать, всё, валите.
Только мы их и видели — сразу ушли.
И вот скажи мне, чем они там ещё у наших берегов занимались, не обнюхивали ли берега — не знаю, во многое могу поверить.
Стыд и позор это наш.
Хоть по шапке нам никому и не дали.
Видать, сошлись большие начальники да махнули рукой…
— Вот так-то, Кирюша, — и Конецкий, посмотрев на Еськова, сам махнул рукой. Но что-то вспомнив, закончил:
— А Сергиевский-то погиб в 1942 году в Баренцевом море. Он, Царство ему Небесное, был на пароходе «Сталинград». А «Сталинград» шёл в убойной правой колонне конвоя PQ-18. Убойная колонна была ближней к немцам, правой, значит. Правый борт ближе к берегу.
Поэтому правая колонна принимала первые торпеды — вот «Сталинград» и принял, удивительно, что хоть кто-то уцелел, там ведь пятьсот тонн аммонала было, помимо прочего.
И вот уже корабль номер сорок пять вошёл в Берингов пролив. Но теперь он нёс и не германский, и не советский, а японский флаг. И кровавый круг трепетал над капитаном цур зее Эйссеном.
Он зашёл в бухту Анадырь и снова превратился в ледокольный пароход «Дежнев».
Рейдер прошёл Берингово море, претерпел без особых потерь тайфуны и штормы, а потом отправил в Японию офицера разведки, которому тут же выдали паспорт дипкурьера. Офицер добрался до Владивостока и проехал всю советскую территорию транссибирским экспрессом, прижимая к боку саквояж с секретными материалами.
В октябре «Комета» снова замаскировалась под японский пароход «Манийо-Мару» и встретилась ещё с двумя рейдерами. Вместе они весело топили чужие пароходы, экипажи, впрочем, брали в плен (потом их пришлось высадить на одном из островов).
В декабре корабли разошлись: транспортник двинулся в Японию, «Орион» ушёл для ремонта в тихие бухты, а «Комета» — к Новой Британии.
Но сколько верёвочке ни виться, про рейдеры стало известно. Но Эйссен всё же атаковал остров Науру и спалил большую часть портовых построек и складов. Но тут уже обиделись японские союзники — хоть жёг Эйссен английскую и голландскую собственность, но фосфаты, что шли в Страну восходящего солнца с Науру, национальности не имели.
И тогда «Комета» ушла к югу — по кромке льдов Антарктиды.
В феврале 1941-го она ограбила французский остров Кергелен и, двигаясь дальше, потопила ещё несколько судов.
Но знаете что, геолог? Помните ли вы историю с гибелью крейсера «Сидней»? Нет? А у нас про неё подробно писали. В том же 1941 году немецкий рейдер «Корморан» (на самом деле обычное судно, только тоже скрыто вооружённое пушками и торпедами) уничтожил австралийский крейсер. Гибель «Сиднея» воспринималась австралийцами как собственный Пирл-Харбор. Гордость флота, шестьсот человек экипажа, вдвое больше, чем у немцев, броня и пушки… Ну и всё такое. А дело в том, что командир «Сиднея» подошёл слишком близко к неизвестному судну. Австралийцы потом оправдывались, что имел резон, имел, имел… Но так или иначе — крейсер подошёл слишком близко, и тут на неизвестном торговом судне взлетел вверх флаг кригсмарине и австралийцев расстреляли из пушек в упор. Ответным огнём, впрочем, в «Корморане» наделали несколько дыр, и он потом затонул. Немцы организованно покинули судно, а потом сдались в плен. Австралийцы же утонули в полном составе.
Но я не к тому, молодой человек, что в разных странах есть традиция гордиться какой-нибудь военной неудачей. Это тема хоть и интересная, но дураковатая: расскажи громко о том, что французы надавали нам по шее при Бородине, так сразу начнётся драка, полетят пух и перья. Дело в другом — с рейдерами, когда на них начали охотиться, бывало и по-другому.
Тогда же в Южной Атлантике английский крейсер «Девоншир» зажал рейдер «Атлантик». Под «Атлантиком» болталась лодка U-126, которая качала с рейдера топливо. Англичане запустили гидросамолёт и тут же поняли, что на воде соляр, а подозрительный голландец улепётывает. Когда его догнали, то голландец стал путаться во флажках, но пока немецкие сигнальщики несли околесицу, англичане сверились по радио, нет ли ошибки. Уверившись, что ошибки нет, англичане расстреляли рейдер с дальней дистанции, развернулись и ушли. Тонущих они не спасали — считали, что на пиратов этот обычай милосердия не распространяется. Лишь недокормленная соляром подлодка забрала некоторых.
Вот так, молодой человек. Мне, конечно, жалко австралийцев — и не только по-людски, а потому, что они были частью того огромного механизма, что рука об руку с нами дрался против общего врага. Но дело, опять же, не в этом. Эта история должна показать вам мысль, которую вам ещё повторит множество людей — остроумных и нет, успешных и не очень: «Учи устав, учи боевые наставления, учи, учи, учи инструкции, ибо они писаны кровью далёких и неизвестных людей, учи, чтобы их смерть и увечья не пропали зря, учи». Мне-то говорил это сам Папанин, хоть и сам-то не был любителем инструкций, мне говорили это люди разных специальностей — и всё сводилось к тому, что нет никаких таинственных случаев, а есть исполнение и неисполнение своего долга. Как говорил нам когда-то нарком железнодорожного транспорта Лазарь Каганович: «Всякая катастрофа имеет своё имя, фамилию и отчество».
