– Не пойму, мне-то зачем басни про пчел, дядь Вань?
– Аллегория, балбес! Нет, отдать производство солариса в Поднебесную – мудрое решение.
– Это не аллегория, это предательство! – Сколот пошел в сторону музея. – Сам говоришь, китайцы сдали Мамонта. А им – топливо? Не ожидал! Отец бы тебе этого никогда не простил!
– Да что ты понимаешь? – возмутился Афанасьев. – А берешься судить! Предательство!.. Это большая политика, отрок. Если ничего не смыслишь, помалкивай.
– Соларис китайцы не получат! Сейчас уж точно никто не получит. Ни Запад, ни Восток!
– Постой! Ты что развоевался?
– Можешь так и передать Стратигу. Пусть не обольщается. Соларис, кроме меня, никто активизировать не сможет. Твои китайцы в узел завяжутся – не смогут! А я могу запалить его на расстоянии.
– Леха, погоди! – Иван Сергеевич заозирался. – Что ты кричишь? Развякался, раскипятился… Истеричный стал, как барышня…
– Меня Стратиг лишил Пути, запер на Мауре! В смирительную рубаху нарядил! Чтоб я не мешал, не путался под ногами вашей большой политики? Только вы напрасно надеетесь от меня избавиться!
– Мой тебе совет, Алексей… Ищи свою Валькирию, пой песни. Ты человек молодой…
– Скажи еще – устраивай личную жизнь, семью заводи, детишек рожай!.. Всё, никому, кроме отца, больше не верю! А пока его нет, буду действовать так, как он бы действовал.
Они оказались под новым, ярким фонарем, и, похоже, его свет смущал и настораживал Афанасьева.
– Ты что там придумал, Мамонтенок? – Он отошел в тень. – Никаких действий. Сиди пока здесь, среди забытых вещей, в качестве экспоната. Дара прикроет. Ты свой урок исполнил. Изобретательно и со вкусом. С золотыми полтинниками здорово придумал. Переборщил, когда гребни стал девицам раздаривать…
Сколот резко обернулся:
– Какой урок? Ты о чем? Я беспутный!
– Ну ты же знаешь, – замялся Иван Сергеевич. – Даже незаряженное ружье стреляет. Роковая предопределенность…
– Говори прямо!
– Стратиг посчитает нужным – скажет, – увернулся Афанасьев, косясь на фонарь, – когда прибудет… А я замещаю его по другой части, по артистической. Уполномочен вести переговоры с высшими государственными лицами.
– Я ему не верю. И тебе. И всем не верю! Вы все лжете, изворачиваетесь, прикрываетесь политикой. Сами уже как изгои…
Афанасьев вдруг покрутился, отломил кусок асфальта и метнул в фонарь. Камень попал точно в стекло, но пластмассовая линза выдержала удар. Тогда он взял Сколота за рукав и отвел в сторону.
– Ладно… Скажу, чтоб ты не наделал новых глупостей. Все, что происходит, – так надо. И не греши на Стратига. Он проводит тончайшую операцию, на живом сердце, можно сказать. Понимаешь?
– Не понимаю!
– Тихо!.. Но скажу только то, что знаю. Ты исполнял урок. Да, не совсем обычный, трудный, но это урок. Стратиг точно предугадал твое поведение, реакцию на передачу солариса в Китай. Надо было пробудить внутренние токи, подвигнуть Восток к новому экономическому толчку. И одновременно возбудить Запад, отвлечь его от бесконечных войн за нефтяные поля, сделать агрессию бессмысленной. Вывести из-под гибельных ударов арабский мир. Поэтому в Москве появился неведомый одинокий гений с реальными образцами топлива и алхимической лабораторией.
– А сказать об этом было нельзя? – язвительно спросил Сколот. – Чтоб я исполнял урок осознанно? Надо было лишать Пути…
– Нельзя, – отрезал Афанасьев. – Только лишенец способен на естественное поведение. Ты не артист, и никогда бы не смог сыграть в предполагаемых обстоятельствах. А тебе удалось даже больше, чем Стратиг задумывал. Он полагал, ты станешь искать свою Валькирию и петь в переходе. Твои песни и так заметно возбуждали изгоев. Но запущенные в оборот золотые и серебряные монеты ускорили процесс вчетверо. Все пришло в движение! Даже возник технопарк в Осколкове. А самое главное, чего никто не ожидал, – ты всполошил изгоев, впрыснул адреналин своими опытами. Удачно вброшенная легенда о гении пробудила интерес к алхимии, заставила поверить в чудо. Конечно, от этого несет ветхой стариной, начнут искать рецепты золота, да и пускай. Как раз по их средневековым нравам… Но изгои будут искать! А когда они ищут, рождается дух романтизма, без которого России не выжить. Но ты слишком увлекся поисками Валькирии и перестарался с венцами из драгметаллов. По сути, раскрылся, стал реальным героем, показал к себе путь. У кощеев появился шанс выйти на тебя. И ты чуть не провалился…
– Соларис в Китае? – перебил Сколот. – Мне очень важно знать.
– Вот это не известно, – признался Афанасьев. – Полагаю, да, если Стратиг там… А вот похищали топливо из твоей квартиры под его контролем. Только непонятно, отчего случился пожар в Осколкове…
– Если я исполнил урок, с меня можно снять смирительную рубаху и повязку…
– Пока нет. Я же раскрыл тебе то, что не имел права раскрывать! По старой дружбе. Не подводи меня.
– Может, по старой дружбе скажешь, где отец?
Он помялся, что-то взвесил. Сколот взял его за бороду:
– Говори!
Афанасьев осторожно высвободился и расправил растительность на подбородке.
– Слово даешь сидеть здесь и не дергаться?
– Он жив?
– Жив… Но в плену, понимаешь? Был тайным узником тюрьмы в Гуантанамо. И хоть Куба – наша любовь, да не достать его было никак…
– Где он сейчас?
– В такой же тюрьме. Но поближе, в Европе.
– Где точно?
– В Румынии. – Афанасьев несколько минут шел молча, с опущенной головой и, казалось, вообще не дышал. Потом спохватился, огляделся и сказал по секрету: – Китайцы его сдали, я так думаю. По их законам руководителя делегации к стенке бы поставили враз. За гибель советника. А он не только жив и здоров – снова в Швейцарию нацелился… Эх, если бы удалось вытащить Мамонта!..
– Давай вытащим? – предложил Сколот.
– И думать не смей! – отрезал Афанасьев. – А все, что узнал от меня, – забудь. У тебя есть урок, исполняй. Мамонта и без тебя вызволят.
– Кто?
– Вот, сказал на свою голову! Теперь ты не отстанешь… Есть кому вызволять! И не вздумай соваться – все дело испортишь, лишенец. Сиди в музее. А я Дару попрошу, чтоб нашла тебе достойное занятие.
– Дядь Вань, ты куда сейчас? – с надеждой спросил Сколот. – Может, возьмешь с собой? Ну что мне здесь торчать?
– Эх, Леха, Леха, – по-прежнему не оборачиваясь, вздохнул тот. – Повинуйся року! А мне на место надо. Сейчас вот надышусь и тронусь в дорогу.
– Куда?
– На пасеку, куда еще. На свой Перекресток Путей…
– У тебя там… место?
– Можно сказать, твой урок исполняю…
