— Где Буза?
— Там. — Миша-Григорий растерянно ткнули пальцем себе за спины.
— В соображении?
— Что имеешь в виду, Никитушка?
Чтобы не терять времени даром, разговаривая сразу с двумя, Никита ударом в пах вырубил одного, который стоял поближе и рухнул бесшумно, как подрезанный косой. Часа на четыре, не меньше, ушел в отключку. На оставшегося на ногах это произвело тягостное впечатление.
— Зачем же так, Никитушка? — сказал он с укоризной. — Так мы не договаривались.
— Повторяю вопрос: Леха сильно наколотый?
— Как обычно.
— Мозгой шевелит?
— Уж это как умеет. Никит, тебе надо, может, чего? Так ты словами скажи. Зачем сразу махаться?
— Двигай вперед.
Леха выглядел экзотически: от сына честного московского мастерового в нем осталось только полубезумное выражение скуластого славянского лица, все остальное принадлежало словно разным людям и эпохам: пестрый китайский халат, швейцарская «Сельга» на запястье, странный птичий хохолок на затылке, перехваченный алой лентой с надписью: «Чикагские дьяволы»… Леха вольготно развалился на железной панцирной кровати, и Никите хватило одного взгляда, чтобы определить, в каком он состоянии. С наркоманами он тесно пообщался в Чечне, да и после, шатаясь по госпиталям, не раз с ними сталкивался. Но все-таки это были не совсем те наркоманы, с которыми в последнее время судьба сводила его в Москве. В тех, госпитальных и чеченских, было много страдания, в московских — одна дурь. Хотя, конечно, это были смыкающиеся миры. Леха сейчас торчал между кайфом и истерикой. Никиту не узнал.
— Кого привел? — капризно спросил у Григория.
Григорий покладисто ответил:
— Псих. Мишу ни с того ни с сего завалил в прихожей. Мы с него нынче оброк взяли.
— Чего надо? — Леха перевел мутный взгляд на Никиту.
— Деньги обратно и адрес.
— Говорю же, псих, — хохотнул Григорий. — Твои бабки, Никитушка, давно уплыли.
Держался настороже, но, понятно, не сумел увернуться от мощного свинга — и рухнул неподалеку от Лехиной кровати.
— А ты крутой, да? — заинтересовался Леха. — И чего-то мне твоя рожа знакомая. Ты не из лесовиков?
— Хочешь верь, Леша, хочешь нет, а у нас с тобой общее было золотое детство. Просто ты забыл. Наширялся потому что.
— Понтуешь? Как же тебя кличут?
— Это не важно, Леша. Важно другое. Вдумайся в мои слова. У вас, у шизанутых, я знаю, страху нет перед жизнью, но я сейчас обрисую твое положение, и уж сам решай, как быть. Твое положение, Леша, хуже дедова. Тебе сейчас хорошо, но скоро будет плохо.
— Почему?
— Потому что я прикую тебя вон к той батарее, пасть заклею и уйду. Часа через три у тебя начнется ломка. Но никто тебе, Леша, не поможет. Тебе будет очень тяжело на душе. Будешь корчиться неделю, пока не сдохнешь. Ребяток твоих я с собой заберу, а дверь опечатаю. Никто сюда не придет, Леша. Понимаешь, к чему веду?
Никита действовал так, как подсказывал прошлый опыт, давний, но незабытый. Если хочешь чего-то добиться от наркомана, который под кайфом, то надо говорить с ним рассудительно и длинно, как с ребенком, следя, чтобы тот не обвалился в припадок. Если не углядишь, из припадка его быстро не вытянешь.
Леха Буза обиженно заморгал:
— Кого пугаешь, сволочь? А мне только трубку снять.
— Вот именно, — согласился Никита. — Но кто же тебе даст ее снять.
Он подошел к кровати, приподнял Леху за туловище и бережно, несильно потряс, чтобы показать, в каких тот очутился надежных, дружеских руках. Такого рода небольшое внушение иногда действует на наркомана успокоительно, как лишняя доза.
— Пусти, гад, — прошипел Буза, чувствуя, что не может самостоятельно пошевелиться. Будто в железные тиски замкнуло. — Чего надо, скажи толком?
Никита вернул его в прежнее положение.
— Ты, Леша, пацан правильный, но немного сбился с пути. Уже на тебя заказ есть в одном месте. Хотят тебе, Леша, укоротить твою молодую, прекрасную жизнь. Но мы им этого не позволим, верно?
— Чего надо? — повторил Буза, и в глазах у него теперь стоял ужас. Грамотно разводил его Никита, но гордиться тут, конечно, нечем.
— Чего мне надо, Леша, я уже сказал. Деньги и адрес. Деньги мои собственные — десять кусков. Я их твоим ребятишкам в долг дал. И адрес дядюшки Мусавая. Кстати, Леша, Мусавай тебе совсем не друг. Ты на него шестеришь, а ведь он тебе совсем другой гостинец приготовил. Они, Леша, везде своих будут ставить. А таких ребят, как мы с тобой, искоренять. Зачем мы им, сам подумай? Тем более, если на игле. Мусавай не любят тех, кто с Герычем дружит. Они их отсекают. И по-своему, Леша, они правы. Что тут возразишь. Тебя любой мент на Герыче подсадным сделает. Ты ведь ненадежный. Мусавай повсюду расставят умных, непьющих, неподколотых парней. Зачем им всякое отребье? Русских рабов у них дома хватает. По всем ямам сидят. Гляди, Леша, как бы и тебе не попасть к ним в яму… Так где денежки, говоришь?
С Бузой начали происходить какие-то изменения, взгляд у него прояснился, в глазах зажегся холодный огонек. Он сунул в пасть сигарету и прикурил:
— Мусавай тебе не по зубам.
— Я, Леша, пока только про денежки спросил.
— Возьми вон в коробке — там штуки три. Остальные уехали. Гриша правду сказал. Напрасно ты его вырубил.
Никита снял с подоконника жестяную коробку из-под монпансье и все, что там было, вместе с мелочью, не считая, вытряс себе в карман.
— Хороший ты мальчик, Леша, но жить тебе осталось мало.
— Да пошел ты…
Никита сперва не мог сообразить, почему тот вдруг так осмелел, но тут до него дошло, что мощь имени Мусавая, произнесенного вслух, укрепила Бузу в мысли, что к нему пожаловал идиот. Иначе говоря, человек, который собственными руками копает себе могилу. Промах следовало немедленно исправить. Иначе Леха замкнется или, хуже того, все-таки уйдет в дурь. Любые слова теперь уже были бесполезны. Поэтому Никита сделал вот что. Мягким движением вырвал у Лехи сигарету, разжал ему пасть, сунул в нее горящий чинарик, захлопнул и немного подождал, пока дым не хлынул у Лехи из ноздрей, а глаза не наполнились влагой. Полюбопытствовал:
— Пробирает, а? Ты чего, Леша? Вроде плачешь?
Наконец Буза заново обрел дар речи:
— Из тебя, сволочь, Мусавай шашлык настрогает.
— Это ничего, Леша, ты об этом не думай. Главное, адресок нарисуй. Я понимаю, ты не можешь знать, где живет такой большой человек, но где он бывает? Где ему дань передаешь? Когда? Через кого? Подробности давай, Леша. Обо мне не беспокойся. Я таких мусаваев видел, какие тебе даже после Герыча не приснятся. Ну, колись, родной. Или начинаю убивать…
