Король-тень эхом повторял каждое слово. Огнедум хмыкнул, буркнул: «Так-то лучше» и широким уверенным шагом направился в сторону казарм. Когда дверь за его спиной закрылась, король тоскливым взором поглядел туда, где только что был Огнедум, и еле слышным эхом повторил: «…лучше…»
Очередное воинское соединение – бунчук Жженый – возглавляемый капитаном Паленым, отправлялось сегодня в Захудалое графство. Огнедум любил эти волнующие минуты прощания с войсками. Все они, творения его рук, шли умирать за него. В свой последний час, корчась в агонии где-нибудь на скалистом уступе, с арбалетной стрелой в животе, задыхаясь от зловония собственной гангрены, они будут благословлять его имя!.. От одной только мысли об этом у Огнедума сладостно ныло в груди.
Во дворе казармы уже выстроился черный четырехугольник. При виде главнокомандующего капитан Паленый вытянулся, молодцевато приблизился. В кратких, но выразительных словах он доложил о полной готовности бунчука Жженого бесстрашно сражаться и, если понадобится, – умереть.
Огнедум благосклонно выслушал и в свою очередь заверил бунчук и его командира в своей неизменной любви, обещал регулярно энвольтировать, снабжать продовольствием и боеприпасами и вообще не оставлять вниманием.
– Погибшим – слава, живым – почести! – этим девизом завершил он свое напутствие.
Бунчук выступил в поход сразу после прощального обеда. Вещмешки были приятно отягощены сухарями, фляжками с вином, медицинскими пакетами, свежими портянками, сигнальными арбалетными стрелами, испускающими при поджигании столбы желтого дыма, и другими полезными вещами. На каждом бедре топорщились мечи и кинжалы, на плечах лежали красавицы-гизармы. С пояса свисали железные шары на цепях, на тяжелых сапогах позвякивали шипы. Высоко в небе развивалась хоругвь с изображением золотых языков пламени. Ослепительно сверкали на солнце медные трубы. Сотни ног вздымали пыль, сотни лиц были закутаны до самых глаз платками.
На марше переговаривались кратко, по существу.
– Надеюсь, мы покончим с мятежом.
– Говорят, у них там развитие пошло не в ту сторону. Рождаются без головы. Лицо – на животе. Кишечник укорочен, поэтому все время голодны.
– Иди ты!..
– Мне точно рассказывали. Да я и сам видел. Еще в «искрах» ходил, мне старослужащий показывал. Сам нарисовал.
– Я всегда говорил, что они ублюдки.
– Ублюдки как есть. У них даже униформы нет. Иные вообще ходят в юбках.
– Иди ты!..
– Чтоб меня рассубстратило! Точно говорю вам: с голым задом. «Искры» – и те смеются. Кто знает, конечно.
– Ну, ребята, это…
– Черное – благородно, почетно, я так считаю.
– Да ладно тебе, мы все так считаем.
– А эти-то, раньше, – как попугаи: нацепят плащик там желтенький, рубашечку красненькую, штаны какие-нибудь белые, а сверху перья, и думают, что так воинственно.
– Иди ты!..
– Клянусь колбой! Мне дурачок один рассказывал.
– Какой дурачок?
– А я теньку отловил. Весь расфуфыренный, только облезлый. Он сам говорить не может, только все повторяет за тобой. Я ему: «Ты рыцарь?» А он: «…рыцарь…» Я ему: «Болван ты расфуфыренный!» А он: «…расфуфыренный…» Умора, одно слово.
– Иди ты!..
За день бунчук Жженый покрыл расстояние от столицы до Синей реки, где и разбили лагерь. До вражеской территории оставалось еще несколько переходов, поэтому укреплений строить не стали, а заночевали прямо на голой земле.
На рассвете утробный вой длинных изогнутых труб пробудил бунчук ото сна. В косых, слепящих лучах восходящего солнца солдаты Огнедума быстро проделали весь комплекс армейской гимнастики, подкрепили себя выкрикиванием девиза «Наше будущее – слава!!!» и выступили в поход, грызя на ходу каменные армейские сухари. Настроение было приподнятое.
Переправлялись через Синюю реку на пароме, который обслуживался двумя инвалидами из легендарного бунчука Неистребимый. Эти двое – однорукий и одноглазый – все, что осталось от Неистребимого. Они сохранили хоругвь бунчука и за этот подвиг не были отправлены на переработку в субстрат.
Капитан Паленый отсалютовал героям, как старшим по званию, после чего бунчук, развернув хоругви, поднялся на паром. Инвалиды поглядывали на бойцов с каким-то неприятным сожалением. Капитан Паленый не мог знать о том, что он – одиннадцатый по счету командир, который дает себе слово по возвращении доложить Огнедуму о ненадежности и тайном вольномыслии ветеранов-инвалидов. Десяти предшественникам Паленого эта возможность так и не представилась.
Оказавшись на правом берегу Синей реки, Жженый повернул на северо-запад и по хорошо утоптанной дороге отправился прямиком к отрогам гор Захудалого графства.
Эта территория уже считалась опасной, поэтому на ночлег останавливались строго на местах прежних стоянок, где руками бесчисленных солдат-предшественников были возведены прямоугольные стены с палисадами и дозорные башни по углам. Крепости тянулись вдоль всей дороги. Некоторые из них были сожжены.
На третий день марша впереди начали расти горы. Постепенно дышать становилось труднее, кое у кого даже закладывало уши. Самым неприятным были ущелья по краям дороги. Воинский инстинкт вопиял на каждом шагу, в каждой груди: «Опасность, возможность засады, опасность!».
При виде крутых горных склонов в строю заговорили удивленно:
– Это здесь они, стало быть, и живут?
– И как они отсюда не падают?
– Некоторые, между прочим, падают. За милую душу. А вообще у них для цепкости специальные ногти на ногах. Они сперва фиксируют ногу, а потом уже все остальное.
– А мы-то как пойдем? Там же скользко!
– Между прочим, использовать для фиксации боевые шипы на сапогах строго воспрещается. Шипы нам нужны острыми, как бритва, для вспарывания живота противника!
– Да будет тебе! Это паркетным шаркунам пусть воспрещается. А мы – боевые «факела». Победителей не судят.
– Да уж, мы не какие-нибудь штафирки из пробирки! Я так считаю: главное – добраться до противника. А уж чем ты там выпустишь ему кишки – безразлично.
– Неужто голозадыми ходят?
– Ну, это меня заботит в последнюю очередь. Знаете, что я на самом деле думаю, ребята? Арбалетчиков у нас на флангах маловато.
– Вот и доложи об этом Паленому, если ты такой умный.
– Между прочим, мое оружие – гизарма. Я рожден для фронтальной атаки.
– Говорят, они широко применяют засады самого различного профиля.
– Лестниц у нас маловато. Мы все-таки боевые «факела», а не мухи, чтоб по отвесу лазить.
– Что значит – «мало лестниц»? Ты что, интендант, чтобы судить о таких вещах, как «мало лестниц»?
– Да так. Видел, как грузили. По-моему, маловато.
