— Что еще говорят твои престарелые девочки? Как Зинка?
— Зинка ухаживает за Фимой и плачет, что остались они друг у
друга одни.
— Выходит ты, Иванова, там лишняя.
— Послезавтра поедем в Москву. Командировка закончилась, нам
уже билеты взяли.
Я поразилась такой наглости. Будто я кукла какая или
собачка.
— Лично я не поеду, Иванова, и не проси. У меня есть дела.
Она не рассердилась. Равнодушно махнула рукой, пробурчала:
— Как хочешь. Сейчас-то ты куда?
— Была вся в планах, но теперь не знаю, — призналась я. —
Тетя Мара подкосила меня. С ней оборвались все следы. Придется ждать похорон.
— Поехали на дачу?
— Ты же собиралась на кафедру.
— Я там долго не буду. Подожди меня.
— И долго придется ждать?
— Не больше пятнадцати минут. Устала я. Пусть сами
разбираются. В конце концов Моргун их начальник, а не мой, — сказала она,
ударом пальцев отправляя окурок за борт.
— Он твой старый товарищ. Так, помнится, представила ты мне
его, — сказала я, останавливая автомобиль у роскошной лужи.
Иванова ни слова не говоря вышла из “Хонды” и помчалась на
кафедру.
Глава 18
На даче нас ждал сюрприз. Точнее, он ждал меня, потому что
Ивановой уже все было по фигу. В этом клялась она всю дорогу, в этом же
продолжала клясться и в тот момент, когда мы вошли в столовую и сюрприз
увидели. А он увидел нас.
Иванова его не впечатлила, а вот я буквально остолбинила
беднягу. Он пил чай и что-то доказывал Катерине, да так и застыл с отвешенной
мандибулой (челюстью) и чашкой в руке. Потом привстал, втянув голову в плечи, и
сказал:
— Здрасте.
— Здравствуй отрок, — пробасила Иванова.
Я же отделалась сдержанным кивком.
Катерина (бодро и с подъемом) выступила с разъяснительной
речью:
— Знакомьтесь, мой брат Павлик. Правильно говорят, беда не
приходит одна. Умерла тетя Мара, его мать, — гордо кивнула она на Павла и
тоненько заскулила: — Ой, божечки!
Павлик испуганно покосился на меня и несколько раз шмыгнул
носом. Я расценила это как просьбу не устраивать в столь скорбный час опасных
разоблачений, и помалкивала.
Катерина словно по заказу прекратила скулить и перешла в
наступление на Павла.
— Говорю же тебе, не звонила я. Да и откуда мне звонить? Все
время была на даче, а здесь нет телефона. Представляете, — это она уже нам с
Ивановой, — утверждает, что я позвонила ему и сказала какую-то глупость
автоответчику. Повтори, что сказала я по-твоему? — вновь обратилась Катерина к
Павлу.
— Имени у меня нет, а тетя Мара умерла, — послушно повторил
Павел мои слова.
— Почему это нет у меня имени? — всхлипывая и сморкаясь в
фартук, спросила Катерина и завыла громче прежнего: — Тетя Мара умерла-аа, кто
бы мог подума-ать, тетя Мара умерла-аа.
— Мне все по фигу, — брякнула Иванова и удалилась.
Все простили ей, потому что со спины она была хуже старухи.
Я же осталась, решив высидеть тот момент, когда Павел останется в столовой
один, но пришел Виктор и нарушил мои планы. Начался семейный совет в ходе
которого Виктор и Катерина наставляли Павла как надо тетю Мару хоронить. К их
чести будет сказано, львиную долю обязанностей они взяли на себя, хоть Павел и
не слишком убивался по матери. Нет, время от времени он горестно шмыгал носом,
но, думаю, больше для меня. Я же укрепилась в желании допросить его сразу же,
как только предоставится такая возможность.
Конечно можно было объявить всем, что Павел вор и поставить
его к стенке, но в этом случае больше времени пришлось бы потратить на Катерину,
взявшую Павла под свою опеку. Да и Виктор, мужчина с принципами, мог бы
решительно потребовать доказательств. Из доказательств у меня были только
личные впечатления, которые никого бы не вдохновили. Павел же, увидев мою
беспомощность, уж точно замкнулся бы в своем ликовании.
Я правильно решила, что гораздо продуктивней будет держать
его в страхе разоблачения, поэтому помалкивала и ждала. Однако, ничего не
дождалась. Семейный совет очень скоро был закрыт, а Павел с Виктором уехали по
траурным делам. Катерина осталась трепать мне нервы. Воспользовавшись
ситуацией, она свалила на меня домашнюю работу, а сама сидела и рыдала. Это все
можно было бы терпеть, когда бы она не причитала. Видимо у меня слабые нервы,
потому что терпеть не могу причитаний. Тем более, что в причитания Катерина
вставляла ценные указания, адресовавшиеся лично мне.
— Ах, тетя Мара, тетя Мара, — стенала она. — Как рано ты от
нас ушла… Мясо переверни. Как любили мы тебя, как по тебе скучали… Крышкой,
крышкой накрой. Как добра ты была, как честна… Лук порежь. Как заботлива и
сердечна… Помельче режь, помельче. Ах, тетя Мара, тетя Мара.
Слава богу явилась Иванова и прекратила это безобразие.
— Софья, пойдем, ты мне нужна, — приказала она, невзирая на
горе Катерины.
Я с радостью отправилась за Ивановой. В ее комнате были
разбросаны вещи и стоял пустой чемодан.
— Ты точно остаешься? — спросила Иванова.
— Абсолютно точно.
— Куда же я дену свой свитер?
Он лежал в моем чемодане.
— Оставь его здесь, привезу позже, — посоветовала я, чем
привела Иванову в смятение.
— Оставить свитер? — завопила она. — Соображаешь, что
говоришь? В чем же я пойду на работу? Я двадцать лет хожу в нем на работу.
— Тогда оставь что-нибудь другое.
— Все нужное.
— Тогда купи другой чемодан, — разозлилась я. — Тем более,
что мне надоело таскать твои вещи. Я не носильщик.
— Ты видела сколько стоят чемоданы?
— Не интересовалась, но, думаю, недешево.
— Будь у меня такие деньги, купила бы лучше новый плащ.
— Давно пора.
Иванова внезапно разрыдалась, и я пожалела, что не осталась
у Катерины.
— Надо позвонить сыну, — всхлипывала Иванова.
Я не стала напоминать, что она с ним в ссоре. Минут десять
она искала “мобильник”, потом столько же ругала невестку, а уж когда добралась
до сына, то и вовсе перешла на мат. Я тосковала. Наконец Ивановой надоело, и
она оставила сына в покое.
— Все в порядке, — сказала она, пряча телефон в сумку. — Все
живы и здоровы. Эх, жаль не купили бутылку. Может сгоняем?
