Портиллус кивнул и, пожевав губами, спросил:
— Господин?
— Что?
— Мне вот что пришло в голову. Большая часть еды в Матале хранилась на складах. Возле главного рынка.
— И что с того?
— Волна разрушила весь этот район и утащила за собой все, что могла. Оставшаяся провизия наверняка испорчена. Другой пищи, кроме той, что находилась в домах во время землетрясения, мы не найдем. Но ее будет очень мало, господин.
— Гмм, разумное соображение. — Макрон откинулся назад и почесал щеку. — Что ж… все равно придется собрать все, что возможно спасти, а потом заняться поисками других источников пропитания. Есть ли неподалеку от порта какие-нибудь поместья?
Портиллус на мгновение задумался.
— Ближайшее находится чуть дальше по побережью, принадлежит сенатору Канлию. Там производят оливковое масло и зерно.
— Для начала неплохо. Я пошлю туда людей с фургонами. Пусть возьмут там всё, что нам нужно, и пусть хозяин поместья выставляет нам счет, когда известие придет к нему в Рим.
— Сенатору Канлию это не понравится, господин.
— Нетрудно догадаться, — фыркнул Макрон. — Но к этому времени проблема будет уже не моей, а потому плевать. Нам нужен надежный запас продовольствия, чтобы наши люди и горожане не голодали, пока мы устанавливаем здесь порядок.
— Будем надеяться, что нам это удастся, господин.
— Еще как удастся, — улыбнулся Макрон. — Я не допущу ничего другого. Ну, на этом пока все, Портиллус. Я прикажу писарям написать задания для каждого подразделения. Приготовив все нужное, они присоединятся к тебе и остальным офицерам. Словом, я хочу, чтобы с восходом солнца Двенадцатая Испанская приступила к службе.
В дверь снова постучали.
— Войдите!
Дверь отворилась, на пороге появился солдат вспомогательной когорты и отсалютовал:
— Из бухты возвращается патруль, господин.
— Экипаж и пассажиры идут с ним?
— Да, господин.
— Хорошо. Как только они войдут в ворота, пусть мужчин проводят в казарму, распредели их как-нибудь. А как только они окажутся там, скажешь им, что они призваны на военную службу в когорту и должны подчиняться армейской дисциплине. И растолкуй им подоходчивей, что это значит, ладно?
Солдат ухмыльнулся:
— Да, господин.
— Женщин и детей пусть проводят в базилику. Они могут разместиться в административном зале. А потом спроси дочь сенатора, не соблаговолит ли она присоединиться ко мне.
— Да, господин.
Солдат отдал честь и вышел из комнаты.
Центурион Портиллус приподнял бровь:
— Дочь Семпрония? Посреди общего сброда? Сомневаюсь в том, что дочери человека, носящего тогу с пурпурной полосой, понравится подобный ночлег.
Макрон припомнил то отчаянное время, когда он познакомился с Юлией во время осады пальмирской крепости. Она рисковала собой наравне с прочими защитниками цитадели и не требовала ничего свыше положенного всем скудного рациона, целиком посвятив себя уходу за ранеными и умирающими. Юлия не принадлежала к числу изнеженных аристократок и доказала свое достоинство.
— Она справится, — ответил Макрон. — Она не из слабых. Юлия Семпрония крепко стоит на ногах. И потом, у нее нет выбора.
Портиллус поджал губы:
— Лучше скажи это ей, чем мне, господин… Что ж, мне пора идти. Служба и все такое.
— Да, приступай к делам, — ворчливо напутствовал его Макрон. — И не забывай того, что я сказал. Отныне в когорте не место никакой расхлябанности, и это относится ко всем: и к офицерам, и к рядовым.
— Понимаю, господин.
Портиллус склонил голову и поспешил вон из комнаты. На мгновение Макрон остался в одиночестве. Ласково посмотрев на чарку с вином, он с жадностью поднес ее к губам и осушил.
— Отменный напиток!
Центурион стер струйку вина с подбородка и с удовлетворенной улыбкой откинулся назад в кресле. Тело его ныло после тяжких трудов вчерашнего дня, глаза саднило. На мгновение он закрыл их, наслаждаясь утешительным отдыхом и коротким покоем. Вино еще освежало гортань и уже согревало желудок… Он сложил руки на животе.
— Отдохну-ка немного, — сказал он себе самому сквозь подступающую дремоту. — Одно мгновение…
— Не помешаю?
— Ч-ч-что? — Макрон выпрямился в кресле и протер глаза. На пороге его покоев стояла улыбавшаяся Юлия.
— Я про то, что ты слишком громко храпел…
— Храпел? — Макрон виновато покрутил головой. — Вот дерьмо. Я просто разговаривал сам с собой.
— С закрытыми глазами.
Макрон нахмурился.
— Я умею делать два дела одновременно, как тебе известно, молодая госпожа.
— Прости, Макрон, не хотела задеть тебя. После всех недавних испытаний ты, наверное, на ногах не стоишь. Как и все мы.
— И куда девались эти мои поганые манеры? — буркнул Макрон себе под нос, вскакивая на ноги и пододвигая к столу второе кресло. Похлопал по сиденью. — Ну вот, молодая госпожа Юлия. Садись.
— Спасибо. — Она глубоко вздохнула. — Итак, где мой отец и Катон?
— Ускакали, госпожа.
— Ускакали? Куда?
— В Гортину. Сразу, как только мы узнали, что правитель провинции, его приближенные и старшие офицеры погибли во время землетрясения… были убиты на месте. Твой отец сказал, что должен взять правление в свои руки. Они с Катоном взяли двух лошадей из конюшни и уехали, не теряя ни мгновения.
— Обычная картина, — с легкой горечью произнесла Юлия. — И никакой весточки мне не оставили, так?
— Э… весточки как таковой, собственно, не было.
— А что Катон?
— Ну, он, конечно, велел передать, что любит тебя, и велел, чтобы я позаботился о тебе до его возвращения.
Глянув на центуриона, Юлия покачала головой.
— Ты совсем не умеешь лгать, Макрон. Лучше оставь это занятие таким людям, как мой отец, знающим его в совершенстве.
— Ну, если ты так говоришь…
Юлия огляделась вокруг, посмотрела в окно — на склон, противоположный акрополю. Там уже горели несколько костров, к жару которых жались крохотные фигурки.
— Поверить не могу в то, что все, что мы видели по пути сюда, существует на самом деле, — негромко проговорила она. — Я думала, что это нам досталось на корабле. Но тут…
— Нам действительно досталось на корабле, молодая госпожа. И нам повезло уже в том, что мы добрались сюда. Но ты права, на порт обрушилось худшее бедствие. Портиллус рассказал мне, что они услышали оглушительный рев и грохот, а потом начали дрожать и рушиться дома, начиная с самых старых и ветхих. А в таких, естественно, селилась самая здешняя беднота. Тысячи людей оказались погребенными под руинами. А потом тряска прекратилась так же внезапно, как и началась. Оставшиеся в живых бедняги уже было решили, что все закончилось. — Макрон поежился. — Но тут на порт обрушилась волна, прокатилась вверх по ложбине, все разрушая и всех убивая на своем пути. Портиллус сказал, что она унесла столько же жизней, сколько взяло землетрясение.
