Юлия бросила на него гневный взгляд, а затем опустила голову, глядя на свои руки. И проговорила, уже не скрывая напряжения в голосе:
— И когда ты хочешь, чтобы я оставила город?
— Сегодня же ночью. Полагаю, что Аякс решит обложить город в тот самый момент, когда поймет, что мы не соглашаемся на его условия. Если ты выедешь под покровом темноты, то до рассвета сумеешь оставить между собой и Гортиной несколько миль. Я отправлю с тобой небольшой отряд. Разъезды мятежников не заметят тебя, если ты будешь ехать тихо и направишься на север в холмы. Езжай в Кносс. — Он повернулся к Макрону. — Я хочу, чтобы ты выбрал нескольких надежных людей, которые проводят мою дочь из города.
— Господин?
— Ты поедешь с ними до тех пор, пока вы не окажетесь на безопасном удалении от Гортины. После этого ты можешь вернуться сюда. — Тень смущения пробежала по лицу сенатора. — Я понимаю, что существует большая вероятность того, что возвращение будет сопряжено с известными трудностями, поэтому не приказываю тебе возвращаться. Я просто прошу об этом как о любезности со стороны друга.
— Не беспокойся об этом, господин, — твердым тоном ответил Макрон. — Я с радостью сделаю это. Для тебя и Катона.
— Спасибо тебе. — Семпроний поднялся, через всю комнату подошел к окну и взял Макрона за руку. — Ты — верный друг. И один из лучших известных мне людей.
— Я сказал, что сделаю это, господин. Можешь более не распространяться на эту тему.
Семпроний усмехнулся:
— Отлично. Ступай же. Возьми нужных людей, лучших коней и достаточно еды в дорогу. Доложись сразу после возвращения.
— Да, господин, — кивнул Макрон, и Семпроний выпустил его руку.
Когда центурион направился к двери, Юлия шагнула к отцу и обняла его. Семпроний поцеловал дочь в самую макушку, на мгновение прижал к себе и выпустил из объятий. Она повернулась к двери и, не оглядываясь более, поспешила прочь.
Семпроний какое-то время прислушивался к легкой поступи ее сандалий, скоро растворившейся в тяжелом топоте кованых сапог Макрона, также смолкшем, когда оба они оставили здание. Чтобы заглушить боль в сердце, сенатор глубоко вздохнул и повернулся к россыпи мерцающих огоньков, отмечавших собой лагерь врага.
— Катон, мальчик мой, — пробормотал он себе под нос, — ради всего святого, не подведи же меня.
Глава 21
С наступление рассвета Яннис разбудил Катона, чтобы указать ему на дымный столб, поднимавшийся к небу над горизонтом. Милях в двух по правую руку от них простирался берег Египта, низкий и ничем не примечательный, на котором иногда можно было заметить несколько хижин и рыбацких лодок. Ненадолго причалив к берегу в Дарнисе, чтобы набрать воды, они плыли с тех пор вдоль берега. У побережья не было никаких дорог, и Катону посоветовали продолжать путешествие морем. После того как центурион освоил начатки парусного дела, они с Яннисом по очереди правили лодкой, в то время как прочие римляне старались не путаться у них под ногами в маленьком и тесном, вонючем суденышке. Погода стояла отличная, а устойчивый западный ветер значительно сократил проведенное в плавании время. После того как они покинули Дарнис, стало возможно не приставать к берегу каждую ночь, ибо луна освещала их путь, простирая по волнам искрящуюся дорожку. Но, невзирая на то, что они продвигались вперед достаточно быстро, Катон все время тревожился, возвращаясь памятью к оставшимся в Гортине друзьям. Вот и теперь, когда Яннис аккуратно потрогал его за плечо, ему снилась Юлия, и рыбак с любопытством смотрел на пробудившегося Катона, который спросонья пробормотал:
— Да-да, что такое?
— Уже виден маяк. Я подумал, что это будет тебе интересно.
Катон неловко оторвался от борта лодки и, раскачиваясь в такт движению лодки, стал возле Янниса. Он немедленно заметил столб дыма, у основания которого что-то блестело.
— Сколько нам еще плыть?
— Я слыхал, что верхушка маяка видна с расстояния в двадцать-тридцать миль во все стороны. Солдатом я несколько раз бывал в Александрии. Блеск заметил? Там у них находится отполированное медное зеркало. Днем оно отражает свет солнца, а ночью — пламя костра, который горит на верхушке башни.
Катон читал о великом Александрийском маяке, и потому мысль о том, что он вот-вот увидит это архитектурное чудо, повергала его в восторг. Однако, судя по тому, что он помнил, маяк был всего лишь одной из достопримечательностей этого города, основанного величайшим полководцем истории. Александрию населяли самые блестящие умы, собравшиеся сюда со всех концов мира к колоссальному собранию книг великой библиотеки. И Катон твердо решил побродить по городу, если у него обнаружится немного свободного времени.
С парусом, наполненным стойким западным ветром, рыбацкая лодка ковыляла по волнам. Солнце поднималось все выше. Сопровождавшие Катона солдаты просыпались, замечая далекое сооружение, медленно выползавшее из-за горизонта. Миновали часы; Катон натянул на голову фетровую шапочку и спустил бахрому, чтобы защитить глаза от блеска воды. К полудню порт, за которым раскинулся великий город, оказался совсем близко. Сердце Александрии образовывали огромные комплексы храмов, рынков, дворцов и великой библиотеки: громадные сооружения, достойные города, почти не уступавшего Риму по численности населения. Яннис указал на две гавани, к ближайшей из которых следовало приближаться весьма осторожно из-за опасных мелей и скал у входа. Впереди виднелось несчетное множество кораблей, стоявших на якоре и возле причалов, по которым между судами и длинным рядом складских зданий сновало муравьиное множество мелких фигурок, переносивших грузы с кораблей и на корабли.
Яннис направил свою лодку вокруг Фароса ко второй, меньшей гавани. И только когда они оказались рядом с маяком, построенным на оконечности острова, Катон в полной мере осознал величину сооружения, воздвигнутого по приказу Птолемея Второго.
[41]
Широкое квадратное основание со стенами и невысокими башнями служило фундаментом главной башни, поднимавшейся вверх более чем на четыре сотни футов. Первый, квадратный уровень ее пронизывали ряды окон. На нем располагалась восьмигранная часть, увенчанная последним, самым невысоким, круглым уровнем, имевшим форму цилиндра. Огонь разжигали на самых верхних этажах башни, над которой блистало огромное медное зеркало. Вокруг верхушки маяка закружил прозрачный водоворот белых пятнышек — должно быть, кто-то из смотрителей бросал объедки чайкам. Сама высота этого сооружения ошеломила Катона и прочих римлян. За всю свою жизнь им не приходилось видеть ничего подобного — даже в Риме при всем величии его зданий. Увидев их потрясенные физиономии, Яннис расхохотался:
— Трепет вселяет, не правда ли? Так вы по-прежнему уверены в том, что Рим является центром вселенной?
