К рождению княжны его сыну исполнилось семь годков. Чем не жених, подумал Пересвист. Если других детей не будет, все княжество достанется дочери, а по уложениям княжьего деда да по обычаям старинным девочка наследовать не могла. И что? Правильно, муж князем станет. А кто будет лучшим мужем и правителем? Не соседям же княжество отдавать, верно?
Из своих нужно будет жениха искать, из тех, чей род уже доказал верность, имеет заслуги перед Камнем и его князем. Тут никто не мог воеводу обойти.
Воевода стал сына своего чаще на княжий двор брать, подсовывал ему пряник, сахару кусок или игрушку расписную, чтобы тот княжне подарил, приучил к себе.
Все это видели, понимали, но ни у кого даже в мыслях не было насмехаться над замыслами воеводы или попрекать, в корысти уличая.
Даже Ласка на воеводского сына поглядывала без обычной своей суровости и одаривала его в праздники. Не бог весть какими ценными подарками, но от хозяйственной и прижимистой обычно княгини любая подаренная мелочь принималась как награда.
Все было понятно и правильно: воевода мечтает о женитьбе сына, а значит, вернее его сторонника и слугу найти трудно. На ближайшие десять лет, понимала Ласка, есть у нее верный цепной пес, готовый жизнь отдать за княгиню да за дочь ее.
Ласка знала, что любит ее муж. Но и про то, что он мечтает о наследнике, тоже знала. Не может род князей Камня пресечься – для Оплота больно было о том думать, – так и заползет чего доброго ему в голову черной змеей мысль другую жену взять, взамен бесплодной, или ублюдка завести от какой-нибудь из дворовых. Ведь может. И право имеет по дедовскому уложению да по обычаям.
Тут без воеводы не обойтись – был у них с княгиней разговор: твердо обещал Пересвист костьми лечь, а не допустить этого. Перешептывались, что очень уж бойкая и слишком красивая дочка старого дружинника не просто так утопла в реке. Сунулась к князю после пожинок с караваем подарочным, поцеловала его по обычаю, а на следующий день купаться пошла да и канула.
Как пропала княжна, воевода не меньше князя с княгиней встревожился, хотел было город весь переворошить, да посад, да пригороды, да по селам окрестным и хуторам дружинников послать, но князь закрылся с ним и женой своей в горнице, долго уговаривал – кричал, улещивал, – но отговорил.
Ласка была к тому моменту снова в тяжести – ожидали к весне разрешения от бремени, – но не в радости. Трудно ей было ходить, переваливаясь по-утиному, придерживая руками огромный свой живот, часто тошнило, ломило спину, оттого стала она еще вспыльчивее и придирчивее, но с князем согласилась. И с воеводой договорилась.
Если украли княжну с умыслом, чтобы выкуп требовать, так обратятся скоро – письмо подбросят или пришлют кого. Если мстил недруг тайный, так все одно мертва уже дочка – ничего не поделаешь. Жалко, но оттуда не возвращаются.
А тут еще говорили ворожейки да повитухи, что, по форме живота судя, родится на этот раз у Ласки мальчик, наследник княжеский. И коли так – все равно не видать воеводскому сыну княжеской булавы. Ну, а если родится дочь, – княгиня обещала ее воеводе в невестки. И будет ли разница между молодыми в три года или в пять – ничего не меняется.
Воевода согласился.
Согласился и с тем, что ежели девочку украли случайно, не знаючи, кого умыкнули, то после переполоха и убить могли – на всякий случай. Это тоже помнить надо было.
Сотник Волк, старший Ближней стражи, с рассуждениями такими согласился и велел своим людишкам тихонько, не привлекая внимания, поспрашивать, не видел ли кто чего, не попадалось ли что-то такое на глаза. Необычное. И отправил соглядатаев по главным дорогам да к городам ближним. Без шума, без гонки, без княжеских грамот. И пригрозил: если кто из посланных болтать станет, лично голову оторвет.
А такие обещания Волк просто так не давал.
Все это князь объяснил Рыку тихим голосом, сидя за разгромленным столом в трапезной, синяк на лице вином отмачивая.
– Да, – сказал Рык. – Я и забыл, как оно в хоромах жить.
– В лесу вольготнее? – спросил успокоившийся уже князь.
– А то! Захотел – спишь, захотел – гуляешь. Деньги кончились, вышел на дорогу, взял. Лишь бы фарт был…
– С этим у тебя все хорошо, – кивнул князь. – Волк на твою ватагу давно уже зубы точит, людишек подсылал…
– Подсылал.
– Пропали людишки?
– Мой фарт поболе их фарта оказался, – скупо улыбнулся Рык. – Но они не в обиде были, знали, на что идут, понимали, чем все закончиться может…
– Ты так думаешь?
– Они так сказали.
– Где дочка? – снова спросил князь. – Я ж не просто так спрашиваю, Ласка ежели узнает, то не сдобровать тебе. И мне достанется.
– А позови, я вам обоим расскажу. Вместе и подумаем. Я ж знаю, у кого из вас ум княжеский, а у кого… – Рык постучал костяшками пальцев князя по лбу.
Князь не обиделся.
– Эй, кто там! – крикнул он громко.
Тишина.
– Вот так зарезал бы тебя Кривой, никто бы и не хватился, – Рык встал, прошел через трапезную, открыл дверь и крикнул дружинникам, чтоб позвали княгиню.
Мол, велел князь, чтоб бегом та в трапезную бежала.
Не дожидаясь, пока дружинники решат, кому из них головой рисковать, Рык вернулся к столу.
– Сейчас придет. Узнает, что ты ее так зовешь, явится тебе волосья повыдергивать.
– А, все равно, – махнул рукой князь. – Одна надежда – что разродится удачно и успокоится с ребенком. Ей и так тяжело, а тут…
Князь разлил оставшееся в перевернутом кувшине вино в два серебряных стакана, один подвинул Рыку, второй опорожнил сам.
И сидел молча, опустив голову ниже плеч, пока в трапезную не вошла княгиня.
– Та-ак, – с угрозой протянула Ласка, закрывая за собой дверь. – Это что ж ты такое удумал, муженек?
– Ты вот его помнишь? – спросил князь.
Ласка присмотрелась. Губы стиснулись, брови нахмурились – узнала.
– Сам Волка кликнуть не смог? – осведомилась княгиня. – Хочешь, чтобы я велела позвать.
– Хочу, чтобы ты послушала и решила. Он без тебя про княжну говорить не хочет…
Княгиня, бледнея, подошла к Рыку. Пятна на лице, появившиеся на шестом месяце, проступили еще явственнее.
– Это ты ее?..
– Дурой не будь, – бросил Рык и допил свое вино. – Зачем мне это?
– Отомстить!
– Ему? – искренне удивился Рык. – Батюшке его еще мог бы, а этому полудурку… Да ты садись, княгинюшка, посоветуй. Как решишь – так и будет.
Княгиня, успокоившись, присела на край лавки.
– Дочку вашу захватили случайно. И даже, может быть, до сих пор не знают, кто им попался.
