Некоторые подумали, что распятый просто сошел с ума от боли, мух и солнца, а Пантера сказал Балуеву:
– Я пришел в этот мир, чтобы дарить людям счастье. Вот и этот умер счастливым.
Он уверен, что проснется в раю.
– Надеюсь, ты не хочешь истребить всех людей поголовно? – спросил Балуев.
– Я очень жалею, что у меня недостаточно для этого сил. Как было бы прекрасно подарить новое перерождение всем людям, которых не уничтожил огонь катастрофы, а потом самому вознестись в нирвану, зная, что на земле больше никто не страдает.
– Какой еще огонь? – не понял Балуев, а может быть, решил перевести разговор в другое русло.
– Тот огонь, который засыпал пеплом всю землю. Только идиоты верят в сказку про другую планету, нуль-транспортировку и прочую чушь. Мы на земле, но все, что было на ней, сжег всепожирающий божественный огонь. А Москву он не счел достойной этого всесожжения. Жаль.
Одно радовало Балуева. Пантера не настолько сошел с ума, чтобы претворять свой план в жизнь, невзирая на препятствия. Охранники Сергея Валентиновича зря напрягались, слушая его.
– Можешь не бояться, – сказал терминатор Балуеву. – Я не думаю, что ты достоин вкусить счастье перерождения в числе первых. Сначала надо уничтожить тех, кто бесполезен и не может рассчитывать на хорошее перерождение. Возможно, лучше было бы оставить их страдать на земле, но они вечно путаются под ногами и мешают выполнению миссии. Поэтому лучше, если их не будет. Тогда воины, заслужившие высокое перерождение или даже нирвану, смогут начать свой последний бой и в битве вознести друг друга. А победители завершат миссию тем, что вознесутся в нирвану после совершения сеппуку – и тогда на земле не останется страдания.
– И в какой же разряд ты запишешь меня? – поинтересовался Балуев, нервно усмехаясь.
– Ты бесполезен, – бесстрастно ответил Пантера. – Но ты помогаешь моей миссии, а не препятствуешь ей.
И он жестом показал на распятого, который безвольно обмяк на столбе, на другого раба, запоротого до смерти, на остальных казненных, включая обезглавленную девушку, тоже беглянку, которую Балуев сначала хотел избавить от казни, но потом решил, что лучше этого не делать – в назидание другим. Он лишь в качестве особой милости приказал казнить ее мгновенно, через отсечение головы.
Эта девчонка сначала валялась в ногах у Балуева и Пантеры, а потом яростно сопротивлялась. Но когда ей связали руки и завязали глаза, она прекратила сопротивление, и Пантера заметил, что так бывает почти всегда. Человек, лишенный зрения, утрачивает волю. Ослепшему, чтобы ее восстановить, требуются месяцы или даже годы, но у смертника с завязанными глазами нет даже лишних минут. И ему остается только молиться, если он верует, или плакать, если веры нет.
Повязка, которую сорвали с отрубленной головы казненной рабыни, была мокрой от слез.
– Ты бесполезен, – повторил Пантера, обращаясь к Балуеву. – Но если тебе так нравится страдать в этом мире, то я готов продлить твои страдания.
Это прозвучало зловеще, но означало лишь то, что пока Пантера готов сохранить Балуеву жизнь.
«И на том спасибо», – подумал Балуев, но сразу же вслед за этим поймал себя на мысли, что этого маньяка надо уничтожить как можно скорее. Иначе он, чего доброго, действительно найдет способ всех перебить. В крайнем случае заново изобретет ядерное оружие…
И однако же Пантера был очень полезен для того, чтобы держать в узде рабов.
После образцово-показательной казни остальные рабы даже думать забыли о побеге или неповиновении.
Но на очереди были новые поступления пленников, ля наилучшего воспитания которых очень хотелось бы повторить этот наглядный урок.
А вокруг тем временем чуть ли не ежедневно появлялись новые рабовладельческие плантации под покровительством Шамана и Клыка – и там охотно перенимали опыт Балуева. Было похоже, что Пантера в ближайшее время не останется без любимой работы и хотя всех окружающих от страданий не избавит, но наверняка сильно умножит свой счет.
61
С боеприпасами в Клондайке стало совсем плохо, и валькирии так и не сумели раздобыть патроны для своих автоматов. Но не могли же они сидеть в лесах Шамбалы вечно вместе со всем своим золотом. И Жанна решила – надо отправляться домой в Белый Табор в обход Москвы. Сделать большой крюк и идти через безлюдные северные леса по компасу.
Понятие «северные леса» не следует понимать буквально. Здесь везде были тропики, хотя лес был похож скорее на широколиственные и смешанные массивы умеренной полосы. Правда, мутации не обошли этот лес стороной. Во всяком случае, листопадные деревья вели себя неправильно. Одни делали вид, что они вечнозеленые, а другие устраивали листопад в неурочное время, совершенно не советуясь с соседями.
Жители Экумены давно заметили это обстоятельство, и не только заметили, но и привыкли к нему. Труднее было привыкнуть к съедобным поганкам и к тому, что смертельно ядовитых грибов в лесах практически не стало. Вместо этого расплодились сверх всякой меры грибы наркотические, и даже добропорядочным с виду грибам – не мухоморам и не поганкам – не всегда можно было доверять.
Мутации.
Пожалуй, именно по этой причине валькирии сбились с пути уже через несколько дней после выхода из своего тайного лагеря.
Они набрели на местечко, где во множестве росли грибы, с виду похожие на обыкновенные сыроежки. Сырыми их есть не стали, но запеченными на вертеле лопали за милую душу. Сначала осторожничали, а потом втянулись.
А грибки оказались с подвохом. В голову шарахнуло не сразу после употребления, а через несколько часов. Сначала головокружение, потом галлюцинации, а дальше – провалы в памяти.
Воображая себя языческими богами, совершающими чудеса, валькирии разбрелись по джунглям поодиночке и группами, а когда пришли в чувство, долго не могли понять, где они находятся и куда делись все остальные.
А главное, пропал куда-то верблюд Титаник, груженый золотом. А лошадь Королеву удержал около себя Григ о'Раш верный оруженосец Жанны Девственницы.
Он один остался рядом с Жанной и не отходил от нее ни на шаг, даже несмотря на полную потерю сознания.
На расстоянии крика «Ау!» нашлись еще несколько валькирий, а остальных пришлось искать на большой площади, и за несколько часов удалось найти лишь малую часть.
Но хуже всего было другое. Путешественники потеряли всякое представление о том, где они находятся. Часы встали буквально у всех, а это означало, что они провели в дурмане и в забытьи много часов, если не суток, и за это время могли уйти черт знает на какое расстояние.
В таких условиях, на незнакомой местности и без карты, компас – плохой помощник.
И свое спасение валькирии и Григораш видели только в ручейке, который весело бежал через лес в южном направлении. Этот ручеек несомненно впадал либо прямо в Москву реку, либо в другую речку, которая впадает в Москву. Другой большой реки южнее просто не было.
