– В шесть.
Я посмотрел на часы. Пять часов сорок две минуты. Господь Всемогущий.
– Род, я немедленно этим займусь.
Закончив разговор с Родом, я тотчас позвонил Марвину, рассказал ему о сложившейся ситуации и попросил обеспечить внешнеполитический кризис. (У меня едва не сорвалось: «Для вас это будет не очень трудным делом».) Он отказал мне:
– Не может быть и речи.
– У меня нет времени спорить с вами. Нам нужен кризис.
– Чего бы вы хотели? – не без ехидства спросил он. – Механизированные дивизии устремились к Фульде? Или стычку на советско-китайской границе?
– Отлично, – сказал я. – Когда мне придется отвечать на вопросы следственной комиссии, я не забуду упомянуть о ваших колебаниях, которые помешали предотвратить убийство президента.
Тут он задумался. Когда же стал говорить, что это против его убеждений и так далее и тому подобное, пришлось его оборвать.
– Хватит разговоров. Звоните ему без двух минут шесть и занимайте как можно дольше. Скажите, что это похоже на начало войны.
– Я не могу!
– Марвин, вы нужны вашему президенту. Он этого не понимает, но вы нужны ему. Возможно, вы единственный стоите между президентом и сумасшедшим убийцей.
– Мне это не нравится. Это неправильно.
Я был уверен, что он записывает наш разговор.
– Неважно. Что вы скажете ему?
Марвин вздохнул.
– У нас есть сообщение о корабле, затонувшем в Ормузском проливе.
Мне это не показалось чем-то из ряда вон выходящим.
– Придумайте что-нибудь получше.
Он обиделся.
– Что вы от меня хотите? Чтобы я взорвал Ленинград?
– Ладно, пусть будет Ормузский пролив.
Род Холлоуэй и я вкалывали, как иммигранты в первом поколении. Мой кабинет временно превратился в командный пост. Были задействованы все агенты. Мы бы позаимствовали агентов и у вице-президента, но Рейгелат в это время представлял американский народ на конференции в Омане.
На крышах домов вокруг парка расположились снайперы. Род жутко нервничал, так как ему предстояло действовать без обычного вертолетного прикрытия.
Еще одной проблемой для нас была орда немытых умственно отсталых крикунов, которые постоянно торчат в парке, держа наготове лозунги против использования атомной энергии и поощрения сексуальной распущенности. (Мне лично симпатичны их лозунги, и, думаю, постепенно, демократическим путем, они будут реализованы.) Род жаждал «нейтрализовать» этих безумцев любым способом. Однако помешал дефицит времени.
Без одной минуты шесть. Марвин должен был уже целую минуту удерживать президента у телефона сообщением о возможном начале войны в Персидском заливе. Первые агенты в парке. Снайперы – на крышах. Одно из подразделений снайперов стало причиной суматохи в холле отеля «Хэй-Адамс», так как их приняли за террористов. Майор Арнольд был на пути к машине скорой помощи, которая ждала за углом. Мы решили провести операцию, как говорят французы, enfamille,
[17]
поэтому не поставили в известность полицейских. Вместо этого одетые в форму агенты службы безопасности на мотоциклах были размещены на всех перекрестках Пенсильвания-авеню между Лафайетт-парком и клиникой университета Джорджа Вашингтона. Это требовалось на случай «разборок», по выражению мрачного Холлоуэя.
В две минуты седьмого Холлоуэй включил переговорное устройство. Он слушал и морщился.
– Сообщают, что Феникс уже идет.
Я побелел.
– Не может быть. Он же разговаривает с Марвином.
Ничего не ответив, Холлоуэй покачал головой и покинул мой кабинет. Я позвонил Марвину.
– Что случилось?
– Не сработало.
– Почему? Что вы сказали ему?
– То, что должен был сказать. Будто бы мы получили сообщение о неизвестном танкере, атакованном и затонувшем в Ормузском проливе.
– И?
– Я сказал, что вероятна потенциальная катастрофа. Или потенциально вероятная катастрофа. Не помню.
– Неважно. Что дальше?
– Он сказал, что ему все равно.
– То есть?
– Если дословно: «К чертям Ормузский пролив. Я иду гулять».
И Марвин положил трубку.
Я бросился к выходу из Западного крыла. Охранник стоял вытянувшись как столб, но его лицо выражало изумление.
– Президент вышел из дома?
– Да, о да, сэр. Только что, сэр. Он только что вышел за ворота, сэр.
С этими словами охранник показал на Пенсильвания-авеню. Было темно. Меня пробрала дрожь, и тут я заметил, что выбежал на улицу в одной рубашке.
Дул северный ветер. Ярко горели уличные фонари. Вашингтонцы разъезжались по домам – к своим женам, коктейлям, к детям и ужину. В то мгновение, что я стоял там, мне неожиданно пришло в голову, насколько президент лишен обыкновенного домашнего уюта. Я подумал обо всех тех людях, которые выходили из Белого дома, осознавая свою значительность, потому что работали с президентом Соединенных Штатов Америки. И мне уже не казалось странным или пугающим то, что президенту тоже хочется чего-то, недоступного властителям во всем мире: например, прогуляться в парке. Пусть огнем горит Ормузский пролив! Или пусть немного подождет, пока человек несколько минут подышит декабрьским воздухом.
Я все еще боролся с искушением последовать за президентом. Что, если?.. Мне не хотелось, чтобы он умер в окружении тайных агентов, врачей скорой помощи, незнакомых людей. Не в силах отмахнуться от дурных предчувствий, я развернулся и зашагал обратно в свой кабинет.
Наутро нас удивило, что ни одна газета не написала об операции «Кекуок», как мы не без иронии назвали ее. Зато у президента было хорошее настроение, чего мы не наблюдали как минимум уже полгода. Он добродушно подтрунивал над Фили и некомпетентностью его службы. Посреди обсуждения моего плана поменять маркер «миля 1» возле Белого дома на «километр 1» президент вдруг сказал: «Замечательный народ». Оказалось, в парке ему повстречалась дама, которая сказала, что голосовала за него на прежних выборах и будет делать то же самое в 1992 году.
– Знаете, что она сказала? «Людям нужен такой президент, который гуляет в парке». – Он закрыл глаза. – Знаете, что она еще сказала? «Работайте, господин президент. Мы с вами».
О Господи, думал я, значит, будут еще прогулки.
Когда я собрался уходить, он сказал:
– Я хочу, чтобы ей послали приглашение на парадный обед. Ее зовут Шарлотта Квиллан. Телефон есть в справочнике.
Едва войдя в свой кабинет, я позвонил Роду Холлоуэю и попросил его оценить вчерашнюю операцию.
