На Юрика было больно смотреть. Он сник, сгорбился. Словно ощетинился, опустил голову и выставил ежик черных волос.
Рома сильно расстроился из-за своего старого друга.
– Это ничего… – сказал он Юрику. Но тот скинул его руку с плеча.
– Я в порядке, – грубо ответил Юрик.
Мальчика, который читал стихотворение перед Ромой, под руки выводили из театра родители. Мальчик рыдал и елозил по полу ногами. Родители были возмущены:
– Не взяли! Он «Евгения Онегина» наизусть знает, а они не взяли…
Остальные родители сочувствовали, жалели. Но мама и папа мальчика, знающего наизусть «Евгения Онегина», не унимались:
– Да они там звери! Просто изверги!
– Не мысля гордый свет забавить, вниманье дружбы возлюбя… – блажил мальчик в нарастающей истерике.
Рома отвлекся, наблюдая за разыгравшейся драмой, и совсем забыл про Юрика. А когда вспомнил, того уже и след простыл.
Рома выбежал из театра. Огляделся по сторонам. Юрика нигде не было. Очень нехорошо получилось, подумал Рома, как в театр взяли, так я сразу про друга и забыл.
Рома вернулся в фойе, хотел порадоваться с теми, кто прошел конкурс. Но настроение было испорчено.
Вдобавок среди родителей и детей появилась очень высокая и очень худая девочка с белыми прямыми волосами и громко заявила:
– У меня кошелек украли!
Она обращалась не к кому-то конкретно, но ко всем сразу, как оратор на митинге:
– У меня украли кошелек!
– Как это украли? – спросила одна из мам. Родители, как и все нормальные люди, в критические моменты задают нелепые вопросы.
Девочка сказала, что она оставила кошелек на стойке в раздевалке, а когда вернулась, кошелек пропал:
– Бисерный, с сердцем посередине!
– А кто там ходил мимо? – спросил один из пап деловым тоном.
– Да вы все и ходили, – ответила девочка.
После этих слов у присутствующих тоже испортилось настроение, и вскоре фойе опустело.
Позже, когда Рома ехал в вагоне метро из центра к себе на окраину, он вспомнил цветной девчоночий кошелек с вышитым сердцем из бисера, который одиноко лежал на деревянной стойке, а потом пропал, словно растворился в воздухе.
2
Рому приняли в театральную школу. Теперь нужно было сообщить эту потрясающую новость маме и папе. Это означало, что до зимних каникул ему нужно перевестись в новую школу. Родителям эта идея наверняка не понравится.
Английскую школу, в которую ходил Рома, его родители считали лучшей в районе. Тем более чтобы устроить туда Рому, папе пришлось оплатить новое крыльцо школы. И теперь всякий раз, когда папа забирал Рому после уроков, он останавливался напротив крыльца, и взгляд его теплел, скользя по ладному синему козырьку.
Рома решил воздействовать на папу через маму. Это был единственный человек, к которому папа прислушивался. Кажется, других авторитетов для него не существовало. И если бы перед папой появился Галилео Галилей со словами: «И все-таки она вертится!» – папа исключительно из вредности ответил бы:
– Неужели? Не уверен.
Мама, по наблюдениям Ромы, пользовалась у папы несравнимо большим авторитетом, нежели Галилео Галилей.
Когда Рома вошел на кухню, мама занималась обычным для себя делом. Вернее, двумя делами. Она курила и говорила по телефону. Ну и еще ходила из угла в угол.
Не выпуская сигарету изо рта, мама через равные промежутки времени повторяла в трубку:
– Ага… Ага… Ага… Ага…
Так могло продолжаться довольно долго, поэтому Рома решительно обозначил свое присутствие:
– Мам, мне нужно с тобой поговорить.
У мамы резко приподнялась вверх одна бровь, что придало ее лицу игриво-удивленное выражение. Она сказала в трубку:
– Все. Если хочешь закончить этот разговор, звони, когда я буду свободна. Да, ночью.
И мама повесила трубку.
Рома привык, что его мама пользуется большой популярностью не только у папы. Казалось, все ее знакомые, прежде чем принять серьезное решение, звонили ей, посоветоваться.
На советы мама не скупилась. Ей нравилось принимать решения за других. Она с легкостью советовала друзьям и знакомым покупать или продавать машины и квартиры, выходить или не выходить замуж, заводить или не заводить собак. Звонили маме постоянно. Мудрого совета просили зачастую малознакомые люди. То, что до сих пор не позвонил президент страны с каким-нибудь вопросом, означало, что у него просто не было для того действительно серьезного повода.
Рома начал издалека. Он говорил про недостатки обучения в английской школе. Искал минусы в учебном заведении, которое он посещал с первого класса. Минусов, надо сказать, было немного. Учителя нормальные, не придираются. На дом много не задают. Рома напрягся и вспомнил, что у них в классе дверь не закрывается. Сломалась и не закрывается.
– И по этой причине ты хочешь перейти в другую школу? – спросила мама, вторая ее бровь тоже поползла вверх.
– Нет, – сказал Рома. – Если честно, мам, мне моя школа не нравится.
Мама взяла новую сигарету. Рома быстро протянул руку и забрал ее. Он по опыту знал, что мама без сигареты теряет уверенность в себе. Так и вышло. Мама села, не зная, куда ей деть руки.
– Но ты же хотел знать английский в совершенстве, – сказала она растерянно.
– Нет, – поправил ее Рома, – это вы хотели, чтобы я знал английский в совершенстве. А я не хочу его знать! Не в совершенстве, никак! Он некрасивый. Вот, послушай, «My name is a boy», – нарочно растягивая слова, прогундосил Рома, – разве это красиво?
Мама не сдавалась:
– Ты не понимаешь, язык тебе не раз пригодится в дальнейшей жизни.
– Как пригодится? Когда? Думаешь, мне позвонит Дисней и попросит мультик ему нарисовать?
– Дисней умер, – ответила мама серьезно.
– Тем более, – не унимался Рома, – зачем мне тогда английский?!
Разговор затянулся. Рома стоял на своем. Мама устала с ним спорить. Она выдала последний аргумент:
– А кто тебя возить в центр будет?
– Никто. Я сам буду ездить.
– А папа? А крыльцо?
«Крыльцо» – это было серьезно. Рома посмотрел на мать кротким взглядом. Взгляд назывался «Послушный сын».
– Мам, поговори с папой, а…
– Это совершенно невозможно, – заявила мама с преувеличенным возмущением и потянулась за сигаретной пачкой. Но Рома успел спрятать ее в ящик стола.
– Поговоришь?
– Роман, что за глупости? Отдай сигареты.
