Рутгер против воли опустил глаза. Там были три дуката, итальянские флорины, турский грош и два тяжёлых, очень старых «ангела» британской чеканки. Хватило бы, чтоб закопать целую роту. Андерсон тем временем уже залез в седло и тронул повод, разворачивая лошадь; перед взглядом Рутгера замаячила его широкая серая спина. Наёмник посмотрел на Зерги: та согнулась и уткнулась головою в землю — капюшон слетел, соломенные волосы рассыпались в грязи. Она никак не реагировала на происходящее, лишь держалась за живот и тихо раскачивалась. Арбалет валялся в грязи — ни натянуть его, ни вставить новую стрелу у девушки сил не было. Рутгер сглотнул, чуть повернулся в луже и нащупал в рукаве свой «коготь» — бронзовый клинок с кольцом. «Der Letzte Wunsch, — подумалось ему. — Последнее желание...» Он закусил губу, сжал пальцы, потянул...
И замер, встретив взгляд голландца.
— Даже не думай, Рутгер, — сказал Ян Андерсон. — Даже не думай.
И дал кобыле шпоры.
Матиас ничего не видел. То есть не сказать, чтоб абсолютно ничего — какие-то частички света прорывались до заплывших глаз, особенно если раздвигать веки пальцами, но прикосновения причиняли боль. Лицо распухло, руки жгло, а правый бок, бедро и задница, убитые копытами, сначала ныли и болели, а теперь и вовсе отнялись. Досталось ему крепко, что и говорить, поэтому, когда случилась свара, он предпочёл не двигаться и только слушал. Брань очень скоро перешла из слов в резню и потасовку. Кончилось всё скверно — Матиас слышал, как убили лошадь. Вскрикнула деваха. После всё утихло. Не иначе, толстый Андерсон расправился с обоими. Оставалось только гадать, на чьей стороне был Рутгер. Впрочем, вскорости и это выяснилось.
— Всё, расстались! — услышал Матиас резкий голос Яна Андерсона. — Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот: здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей достойные похороны.
Разговор закончился, зазвякала сбруя, в сырой грязи затопали копыта: кто-то, с шумом, грузно, влез в седло. Было холодно, сыпал дождь, капли текли по лицу, от навозной кучи несло, но Матиас этого не замечал — он сжался и сидел как мышь, моля Всевышнего, чтобы о нём забыли. Пока что так и было, но как знать...
— Даже не думай, Рутгер. Даже не думай.
Послышался удаляющийся конский топот, после — тишина. Никто не говорил, не двигался. Матиас уж совсем собрался встать или позвать, но передумал и остался сидеть, как сидел. И вскоре вновь услышал голос Рутгера.
— Зерги... — тихо позвал наёмник. — Зерги, ты жива? Что-то завозилось в грязи. Послышался кашель.
— Гадство, — выдохнула арбалетчица. — Вот же гадство...
И снова закашлялась. Плюнула.
— О-охх...
— Дай взглянуть. Убери руки. Ох, Господи... Подожди, сиди так, не двигайся! Сейчас я тебя перевяжу.
Послышался треск разрываемой материи.
— Без толку, — отозвался женский голос. — Я умираю, Рутгер. Дохну, как собака...
— Не говори так.
— Говори не говори — один хрен. By Got, как больно... Два удара — быстрый, как гадюка... Всё, беляк, кончилась я. Ох...
— Сейчас, сейчас, — повторял Рутгер. — Вот так... вот так...
Матиас сглотнул. От всего этого веяло жутью. Он не мог помочь, но даже если б мог, не сумел бы. У него зудели руки и лицо, ныл бок, хотелось почесаться, но он сидел как вкопанный и не мог пошевелиться, только слушал.
— Кровь... — сказала девушка. — На тебе кровь. Ты тоже ранен?
— Это вскользь — неглубоко, до кости... Ты лежи, не двигайся, я сейчас перенесу тебя под крышу. Только б пчёлы успокоились.
— Арбалет...
— Да плюнь ты на него! Дай руку. Подымайся... Стой! Не надо! Ах ты чёрт, повязки разъезжаются...
— Оставь меня, не трогай. Что я, девочка или не знаю? Эти раны не завяжешь. Там кишки, дерьмо, все спуталось... Ах, сука, ну и смазала же я, ох смазала...
Она опять закашлялась.
— Я найду его, — сдавленно сказал наёмник. — Найду, слышишь? Обещаю. Найду и убью. Он мне за всё заплатит!
— Может быть... — безразлично отозвалась она. — Как мерзко... не хочу...
И снова стало тихо, в этот раз надолго, может быть, на целую минуту. «Кончено», — решил Матиас, но опять раздался голос арбалетчицы.
— Рутгер, — позвала она.
— Что?
— Рутгер...
— Что?
— Поцелуй меня.
Повисло неловкое, какое-то растерянное молчание. Дождь сыпал, шелестел по крыше, капал с яблоневых ветвей.
— Тебе... не противно? — снова спросила девушка.
— Ты что несёшь! — поперхнулся Рутгер. — Не сходи с ума. Я... Чёрт, я думал, ты меня ненавидишь.
Не было ни звука, ни движения. Что-то там сейчас происходило, происходило что-то. Матиас сидел и терялся в догадках.
— Дура я, дура, — выругалась Зерги. — Так мне и надо. И ты тоже дурак. Ах, Рутгер, сволочь ты этакая... какие у тебя всё-таки глаза, какие глаза... Прощай, Рутгер. Выпей за меня.
— Ты же волшебница! — протестующе выкрикнул он. — Неужели ты ничем не можешь себе помочь? Ты же волшебница! Ну скажи что-нибудь!
— Я... — Она гулко сглотнула. — Нет, не могу. Наверно, Лис бы смог. А может, и нет. Лис? Ты думаешь, он вернётся?
— Для чего? После такого... Нет. И не мечтай.
Она помолчала.
— Рутгер...
— Что?
— Я наврала тебе тогда. Как девка, наврала, айе... У тебя есть талант.
— Какой талант? — не понял тот.
— Магический. Ты... можешь. Надо только научиться.
— Поздно. Да и не у кого.
— Всё равно. Я хочу, чтобы ты знал. Фес, руки мёрзнут... холодно рукам.
— Погоди минутку, одеяло принесу. Dam! Проклятый дождь!
— Постой, — вдруг задержала его Зерги. — Рутгер, если б был способ... ты бы мог... ради меня...
— Всё, что угодно, Зерги, — заверил Рутгер. — Я сделаю что угодно!
— Есть одно заклятие... — Зерги говорила всё быстрей, прерывисто дышала, часто кашляла. — Случайно в книгах у Веридиса... рылась тайком, нашла... Это поможет. Но не так, как хочется.
Мгновение Рутгер колебался. Но только мгновение.
— Я умру? — спросил он.
— Не совсем. Если получится, мы оба будем жить.
— И... кем мы будем?
— Не знаю. Иногда — собой. А иногда — никем. Боже... Чёрт... Время уходит, Рутгер! Ты готов?
— Готов, — твёрдо произнёс наёмник. — Что надо делать?
— Сперва — смешать кровь.
— И только? — горько усмехнулся он. — Чего уж проще!
— Не перебивай... Сходи за молоком, ещё должно остаться. Добавишь нашей крови, дашь мне выпить, выпьешь сам... Иди!
