Холод опять пронзил его, словно с ее уходом из комнаты ушла часть тепла. Дэвид вскочил на ноги и принялся одеваться. Кожу его покрыли пупырышки, зуб не попадал на зуб. Он едва стоял, и, когда с одеванием было покончено, ноги почти не держали его. С беспомощным стоном он рухнул обратно и накинул на себя одеяло. «Господи, до чего я замерз. И устал тоже». От последней мысли он стыдливо заморгал. К тому же его стала мучить непривычно сильная жажда, горло пересохло так, что стало больно глотать. Ему был просто необходим хоть глоток воды, и тем не менее он сомневался, что найдет силы подняться на ноги и выйти из этой комнаты. Оставить мастерскую и подняться в спальню — даже если он справится с этим, что с ним станет, когда он встретится глазами с Эллен.
Дэвид покачал головой и попытался выдавить из себя улыбку, но почувствовал, насколько она получилась жалкой и фальшивой. Чувство юмора покинуло его, исчезнув без следа. Да и как могло быть иначе? Ведь он только что совершил самую бесчестную измену, и смешного в этом было мало. Сколь продвинутыми ни были бы взгляды на подобные ситуации, есть обстоятельства, которые никак нельзя назвать комичными. Может быть, лично у него тоже недостаточно развито чувство юмора, поскольку он и сам не видит ничего забавного в том, что произошло.
Дэвид уныло покачал головой. «Не думай об этом, — приказал он себе, — ты должен немного выпить и лечь в постель». С трудом пошевелил рукой, которая казалась чугунной чушкой, и глянул на часы. Без двадцати два. Они провели здесь меньше получаса. Неправдоподобно. Его ощущения подсказывали ему, что прошли столетия с тех пор, как он вошел в студию. В полном истощении сил Дэвид закончил одеваться. Одеяло соскользнуло на пол и теперь валялось там, а он, старчески шаркая, направился к двери. «Словно по тонкому льду», — подумалось ему, но эта мысль не принесла облегчения.
Дэвиду казалось, что комнате не будет конца. И когда пальцы наконец схватили ледяную ручку двери, его ноги дрожали, как у паралитика. Едва удерживая вес тела, они подкашивались от изнеможения. Дэвид тяжело прислонился к двери и попытался перевести дух. «Боже праведный, что со мной происходит? — в страхе думал он. — Что она со мной сделала?» Никогда в жизни он не ощущал себя до такой степени обессиленным. Может ли половой акт довести мужчину до такого состояния? Его охватило беспомощное негодование, какого он никогда не испытывал ни с Эллен, ни с Джулией. Может, это усталость творит с ним такое?
— Дьявол, — проворчал он тихо.
Затем сжал зубы, с трудом распахнул дверь и, очутившись на площадке, постарался прикрыть ее за собой. На секунду Дэвид заколебался, потом повернул к пролету лестницы, уходящему наверх. Он страшился того, что, начав спускаться, потеряет равновесие и скатится со ступеней. Кроме того, что-то влекло его к жене, какая-то настоятельная потребность, природы которой он не знал. Знал лишь, что это чувство не имеет ничего общего с чувством вины.
Уже на первой ступени он застыл, пораженный собственным бессилием. С таким же успехом могла бы пытаться взойти по лестнице каменная статуя. «Что же она со мной сделала?» Мысль о том, что тридцать минут с этой женщиной довели его почти до коллапса, рассердила и безмерно поразила его. «Господи милостивый, мне же всего сорок шесть лет, а не восемьдесят восемь!» — воскликнул он про себя.
Твердо решив пройти весь подъем без отдыха, он стал преодолевать ступень за ступенью, закусив губы и призвав на помощь всю свою настойчивость. Наконец добрался до следующей лестничной площадки, хотел передохнуть, но головокружение помутило все в его глазах. Собрав остаток сил, шатаясь, сделал еще один шаг и вошел в ванную. Там, в арктическом холоде, плеснул себе в лицо ледяной водой. Стало чуть полегче, и ему пришлось один за другим осушить пять полных стаканов воды, прежде чем унялась сжигавшая его жажда. Благодарный, он прислушивался к тому, как живительная влага омывает его иссохшие в невиданном жаре внутренности.
Эллен лежала на кровати, укрытая поверх покрывала пледом. Лицом она повернулась в сторону, противоположную двери, и казалось, что она спит. «Должно быть, тоже страшно утомлена», — подумал он и тихонько двинулся вперед. Добравшись до кровати, Дэвид тяжело опустился на нее, не сумев удержаться от стона. Ощущение было такое, будто вся его плоть — мускулы, кости, внутренности — расплавляется и вытекает из тела. Собрав последние силы, он медленно приподнял обе ступни и уронил их на матрац, затем откинулся на подушку.
И тут же крупная дрожь стала сотрясать все его тело. Надо забраться под плед и лечь поближе к Эллен, мелькнула у него слабая догадка. Но слишком поздно, уже не осталось сил, чтобы двигаться. Зубы стали выбивать Дробь, и он не мог добиться, чтобы они не стучали. Тело сотрясали короткие, конвульсивные содрогания, и с ними он тоже не мог совладать. Никогда в жизни такой холод не проникал в его жилы, и постепенно на него нахлынуло темное забытье.
Только когда Дэвид почувствовал, что Эллен повернулась к нему и смотрит на него, он нашел в себе силы поднять мертвеющие веки. Значения ее взгляда он не мог понять.
— Что с тобой? — спросила она.
Ответить он тоже не мог. И вновь этот странный, непроницаемый взгляд.
— Ты заболел?
Он хотел отрицательно покачать головой, но опять затрясся в неудержимой дрожи.
— Как сильно ты дрожишь!..
— Я знаю. Я… — Он сделал глотательное движение, и вновь в пересохшем горле родился сухой, царапающий звук.
Несколько мгновений Эллен пристально смотрела на него, будто пытаясь понять, что могло довести его до такого состояния. Постепенно выражение ее лица изменилось, на нем появилась тень сочувствия, и он понял, что жена пытается побороть свой прежний гнев и проявить о нем заботу.
— Скажи, ты можешь двигаться? — спросила она наконец.
— Мм?
— Давай я укрою тебя получше пледом.
Он не находил сил пошевелиться. Эллен сбросила с себя плед, накрыла его, но вес тонкого шерстяного покрывала вызвал в теле Дэвида еще большую дрожь.
— Что с тобой произошло? — вновь спросила она.
Он слабо качнул головой и почти неслышно прохрипел что-то невнятное. Она молчала, но теперь в ее взгляде была тревога. Эллен порывисто натянула на себя плед и рывком подвинулась в его сторону. Крепко прижалась к нему, и он ощутил, как ее правая рука скользит по его груди.
— Какой ты холодный. — Она выглядела пристыженной. — Ох, Дэвид, прости меня, пожалуйста. Я даже подумать не могла, что ты так сильно станешь переживать из-за нашей ссоры.
Острая боль вонзилась ему в сердце, когда он понял, что она расстраивается, полагая, что он заболел из-за их размолвки.
— О дорогой, как ужасно тебя трясет!
С этими словами Эллен обвила его плечи рукой и прижалась еще сильнее. Она так и не надела блузку, и теперь от ощущения ее груди озноб усилился. В его воображении возник только что пережитый момент — сверхъестественный и даже болезненный взрыв похоти в объятиях Марианны. Он зажмурил глаза и так сильно вздрогнул, что прикусил губу. «Прости меня, Эллен. Я так виноват перед тобой. Пожалуйста, если можешь, прости».
