Дальше они прошли к саунам и минеральным источникам. Там из плавучего гроба встала женщина в цельном цветастом купальнике, которую Эрнст назвал Джоселин, и со стонами начала поливать себя из душа.
— Создание тьмы. Жена… прошлый брак, — пояснил Эрнст, выставив перед лицом ладони наподобие камеры для съемки в три четверти. — Трагедия повредила ее рассудок. Но я открыл ей сердце, предоставил убежище. Говорят же: альтруизм — побочный эффект крупного мозга. — Он подошел взять крупный план. — Мы жили на полуострове Кейп-Код. Давным-давно. Храбро решили предпринять вылазку в большой мир. Она познакомилась с молодым хирургом, глаза у него были как у Пола Ньюмэна, а пресс — как стиральная доска. Джоселин окрутила доброго доктора, вышла за него в тот же день, когда нас развели. А потом настал день, когда почва ушла у нее из-под ног. Оказалось, добрый доктор не оканчивал медицинский институт! Он был даровитым дилетантом, который прекрасно играл свою роль, да что там, просто жил ею, пока не запорол операцию и пациент не умер. Семья покойного наняла частного детектива. Он раскопал всю подноготную доктора, а семья вытащила ее на свет. К несчастью, Джоселин забрала себе в голову родить от своего доктора ребенка. Странный вышел ребенок. Напоминал мне потто, призрачного лемура из Западной Африки. Впрочем, все шло неплохо, пока доктора не вывели на чистую воду. А потом шок разоблачения, стресс из-за гражданских и уголовных исков, не говоря уже об утрате роскоши и привычного образа жизни, довели его до отчаяния. И посадив ребенка в нагрудный рюкзак-«кенгуру», он спрыгнул с крыши «Бостон Дженерал».
Они собирались продолжить экскурсию, когда Джоселин сняла купальник и начала себя гладить.
— Где твой бэбик, милая? — спросил Брэнд. — Ах вот он! — Со вздохом он выловил из бака пластмассового голыша с пустым личиком, черты которого словно бы смыла морская вода. — Очередной политкорректный суррогатный младенец. Любые следы этнической принадлежности «обезврежены», и, разумеется, лишен пола.
Щелкая языком, Джоселин забрала у него мокрую куклу, и через еще одни вращающиеся двери они прошли в вольер для бабочек, где с потолка до пола свисали сети, так что стеклянные стены и пол словно терялись за паутиной. Посреди вольера стояла молодая женщина с гигантской синей бабочкой-зальмоксом на плече.
Брэнд просиял.
— Рейчел, любовь моя.
На вид Рейчел было лет двадцать пять, одета она была в широкие штаны на подтяжках и белую рубашку из рогожки, стратегически расстегнутую, чтобы показать внушительный бюст. Уилтону она уделила слабую улыбку, Чистотца исследовала откровенно оценивающе — особенно ниже пояса. Бабочка, взмахнув крыльями, улетела.
Шеф-повар Тордайк звякнул в колокольчик, и все перешли в столовую, где их ждала гигантская серебряная чаша для пунша с фруктовым варевом, от которого несло ромом.
— А теперь тост! — провозгласил Эрнст Брэнд.
Налив себе чашку, Чистотец сказал:
— Да, тост! За Уилтона, который вернулся из мертвых. И да поддержат его все на пути выздоровления!
На лице Эрнста Брэнда улыбка «в камеру» сменилась недоумением. Бригада операторов БИСПИДа развеялась как дым. Никаких интервьюеров — перед ним стоял остриженный налысо человек, которого он впервые видел и который только что произнес тост в его зимнем саду.
— Тут пьют за МЕНЯ! — загрохотал он, лицо у него побагровело. — За МЕНЯ! И кто вы такой, черт побери?!
— Я не ощипыватель фазанов, но сын Ощипывателя Фазанов, и я буду ощипывать фазанов, пока не придет Ощипыватель Фазанов, — ответил Чистотец. Тут ему пришло в голову, что, возможно, и этой фразе его тоже научили тетя Вивиан и дядя Уолдо.
От этих его слов Эрнст уставился в чашу. Он не мог глаз оторвать от своего отражения. Борода исчезла, да и все признаки старения тоже. Его лицо напоминало лицо куклы Джоселин, лишившись и черт, и самой тени личности, исказившись почти до пустоты. Подняв голову, Эрнст издал сдавленный вопль, от которого задрожали все до единого стекла. На крыше заскреблись павлины. Один, неловко взмахивая крыльями, взлетел и рухнул через стекло, упав на керосиновый обогреватель, который тут же взорвался, пламя пыхнуло в вольер для бабочек. От взрыва покачнулся один из гигантских аквариумов, и остальные повалились как домино, разлетаясь каскадами осколков, льющейся воды и бьющихся плавников.
Тут вошла, размахивая политкорректной куклой, которую держала за руку, совершенно голая Джоселин и рявкнула:
— Это не мой ребенок!
Куклу она швырнула в чашу с пуншем, от чего во все стороны полетели стекла, потом подошла к павлину с окровавленным оперением. Подняв обмякшую тушку, она прижала ее к себе так, что голова на сломанной шее перекинулась ей через плечо.
— Мой ребенок мертв, — сказала она.
Глава 10
Единственное благо
Сразу после странного кризиса, вынудившего Эрнста и его маленький клан искать убежище в домике смотрителя, Уилтон и Чистотец поспешили удалиться. Уорхолл отказался уйти из Призмы Похоти, пока не сожрет двоякодышащую рыбу, которой лакомился, не принимая во внимание тот факт, что это его собственный предок камнезойского периода. В результате Уилтон убедил Чистотца, что псу будет гораздо лучше провести ночь в конюшне, куда они принесли ему воды и скромный ужин. Чистотец, начавший привязываться к своему жизнерадостному другу, расстался с ним неохотно и, уходя, посмотрел за стену вокруг поместья Человека из Стали на окна его соседа Джулиана Динглера. Дом у соседа был большой и в настоящее время как будто пустовал.
Хлопнув по плечу, парнишка оторвал его от невнятных мыслей и повел в главную резиденцию Брэндов, но Чистотец так старательно вытирал ноги в прихожей, что пропустил, куда же пропал Уилтон, и внезапно очутился один среди латунных плевательниц и полых слоновьих ног для зонтиков.
Миновав холл, он оказался в Тихоокеанской Комнате. Если не считать хорошо законсервированной рыбы-велоноса, шкур патагонских гуанако и морских котиков, главной ее достопримечательностью был забальзамированный туземец с островов Гилберта в полном боевом облачении, которое состояло из доспеха из кокосовой стружки, копья с наконечником из акульего зуба и похожего на свиное рыло шлема из кожи иглобрюха.
На карнизах жужжали камеры видеонаблюдения. Потом он различил и другие. Кто-то тяжело дышал. Или плакал? В соседней комнате. Чистотец толкнул дверь, и та распахнулась. Помещение за ней загромождали тренажеры, расставленные на натертом сосновом паркете. На скрип двери повернулась женщина в облегающем трико, ее отражение метнулось по зеркальным стенам, как будто старея с каждой панелью.
— Извините… — вырвалось у Чистотца, когда он сообразил, что перед ним, вероятно, нынешняя хозяйка дома. Ему вспомнилось предостережение Уилтона.
— Не стоит, — отмахнулась женщина и приказала: — Просто дайте мне бутылку с водой.
Она сделала большой глоток из бутылки «Индийского Гоа», нахмурилась и тут же выплюнула жидкость.
