— Все белые медведи левши.
— Это ты, Эйнсли? Ты меня напугал. Я… мне не спится.
— Все белые медведи левши!
— У меня нога в белом медведе застряла!
— Все белые медведи левши. Чем больше креветок ест фламинго, тем розовее становится.
— С тобой все в порядке? — спросил Чистотец. — Твой голос… что-то случилось?
— Чем больше червей, тем больше барсуков, — произнес в шипении помех голос.
— Я пойду за помощью, — отозвался Чистотец и повернул в коридор, все еще таща за собой медведя.
Он хотя бы знал, где расположен лифт: студия калеки должна быть где-то в этой части дома. В конце коридора он заметил отблеск света слева. Запах Человека из Стали густо витал в воздухе: отмершие клетки кожи, виски и темный табак, замаскированные галлонами лосьона после бритья «Королевская яхта». Дверь была приоткрыта. Сжав в кармане шарик из слоновой кости, Чистотец подобрался поближе.
— Эйнсли? — прошептал он. — Эй?
Он подкрался поближе, хотя медведь очень мешал, цепляясь зубами за щиколотку. Вонь Человека из Стали усилилась. Хромовая маска дворецкого лежала на антикварном столике у двери, рядом с ней — ошейник электронного голоса. Человек из Стали в пижаме из итальянского хлопка, раскинувшись на доске для серфинга, курил две сигареты разом. Под ногой Чистотца скрипнула половица.
— Ага. Ты раскрыл мой маленький секрет. — Человек из Стали повернулся, его голос никак не походил на синтетические трели и перханье.
— Вы? — переспросил Чистотец, переводя взгляд с маски на тело робота. — Но почему?
— Некогда тут был настоящий Хупер, — тяжело дыша, ответил Человек из Стали и, выплюнув сигареты, раскурил сигару. — Мне пришлось поселить его у себя и предоставить осмысленную работу, и все из-за страховки по суду. Но он не работал. Единственное, что было у него в рабочем состоянии, находилось между ног. Вот он и стал обрабатывать мою жену. Думаю, маска и роботизированные протезы ее возбуждали. Однажды, когда ему меняли смазку, я примерил маску и залез в его экзоскелет, и так потрахался, как жена уже десятилетия мне не давала.
— Но разве ваша жена не заметила…
— Мне помогли. — Пустив облачко дыма, Человек из Стали опустил руку в карман пижамной куртки. Раздался скрип, как при открывании автоматических ворот города, и пах у него начал набухать — дряхлому финансисту это явно служило поводом для большой гордости. Вот только поднявшись, оно тут же начало сдуваться. А потом снова подниматься…
— М-да… — протянул Чистотец. — Наверное, действует на нервы.
— И вы это мне говорите! — вышел из себя Человек из Стали. — Боюсь, если она когда-нибудь протрезвеет, то узнает правду. Этот чертов скелет начал сбоить, и гарантия давно кончилась. Сколько-Дашу он достался от одного араба, который умер во время операции на сердце. Устроил мне чертовски хорошую сделку, но чинить его та еще докука.
— А нельзя просто принимать лекарство?
— Лет пятьдесят или около того. А потом лучше обзавестись новым хозяйством.
Гидравлический имплантат Человека из Стали по-прежнему то поднимался, то опускался.
Чистотец взял со стола синтезатор.
— Это вы носите, чтобы замаскировать голос?
— А еще потому что у меня рак горла.
— Ну и… что случилось с настоящим Хупером? Вам понадобились новые легкие?
— Нет доказательств нечистой игры! — отрезал Человек из Стали.
— Готов поспорить, нет вообще никаких доказательств. И даже ваша жена счастлива при условии, что у нее достаточно водки.
— И камеры, — добавил Человек из Стали. — Видеокамеры тоже большая подмога. Хупер дал мне еще один способ собирать сведения о наследниках.
— О ком? Ах да, о вашей семье. Значит, под маской вы за ними шпионите?
— Нечего изображать из себя святошу! Все они проныры проклятые!
— Но не Уилтон.
— Он наркоман и извращенец. Я и цента бы ему не доверил!
— Это потому, что Теодор и Саймон(а) подсадили его на «Пандору».
— Вот о том я и говорю! Жрите раненых, закапывайте стариков! Откуда вам знать, каково это — пятьдесят лет жить, думая, что каждый следующий день твой последний?
Чистотец отчаянно старался высвободить ногу из пасти медведя и наконец, резко пнув, откинул проклятую шкуру. Пролетев через комнату, она ударилась о вазу эпохи Минь и сбила ее на пол. Упав, ваза эффектно разлетелась на куски, и из нее посыпалась какая-то сажа.
— Это была моя первая жена. И бесценная ваза! — Человек из Стали сглотнул. — Но, полагаю, теперь это не важно. Просто сделайте свою работу.
— Я… Прошу прощения, какую еще работу? — неуверенно переспросил Чистотец.
— Ну как же! Убить меня, конечно. Разве не для этого выписывают наемных убийц?
Глава 12
Яростивость
— Можете сколько угодно разыгрывать дурака, но убийцу вам из меня не сделать, — отрезал Чистотец. — Я здесь лишь потому, что мне показалось, что у Эйнсли больной голос. Помните Стойкого Эйнсли? Главного получателя по завещанию?
— Вероятность успеха нападения с целью придушить у гепарда-одиночки варьируется от десяти до сорока процентов, — монотонно загудел Эйнсли.
— Мне бы хотелось с ним познакомиться.
— Нет.
— Представьте меня, и я ни словечка не скажу, что вы Хупер.
— Нет. Пожалуйста.
— Иначе я не уйду. Клянусь. Тогда все узнают.
— Вот… черт, — застонал Человек из Стали.
Подавшись вперед, он послал доску для серфинга в соседнюю комнату. Один ее угол бы затянут белой тканью — в целом походило на фосфоресцирующий кокон.
— Откиньте занавес.
— Эйнс… ли? — начал Чистотец, но осекся, увидев перед собой пустоту.
— Он не здесь, он вознесся, — вздохнул Брэнд и разразился рыданиями, от чего ритмичное вздутие и опадание имплантированного пениса стало смехотворнее.
Голос произнес:
— Почувствовав опасность, бобры бьют по поверхности воды хвостами, давая знать остальному семейству, что нужно прятаться в укрытие.
— Не понимаю.
— В его базу данных включен полный текст классического труда Л. Г. Моргана «Американские бобры и их хатки». Вот! — взвыл отец. — Это все, что осталось от моего сына! — Он указал на батарею компьютеров. — Эту систему разработал Динглер, наш сосед. Он — гений. Сволочь, но гений. Мы решили пустить помехи, искажающие изображение, чтобы семья не узнала.
— Эйнсли не… не болен? Он мертв?
— Тело мертво, — признался Человек из Стали. — Но его… личность… живет в этой системе, а теперь он умирает у меня на глазах. Тогда было искалечено тело, сейчас — разум.
