— Я ее во сне видел! — воскликнул Чистотец.
— Вот обрадовал, — прокомментировала Мэгги.
Внутри было пусто. Никакой аппаратуры. Ни души. Даже музыка смолкла. Только сброшенные кожи гремучих змей и старое кресло-качалка со спинкой из перекладин. Сердце трепыхалось у Чистотца в груди: он-то приготовился к встрече. И вдруг откуда-то снова налетел блюз. Негритянский голос, которому вторят гитарные переборы… точно капли слюны на упряжи… и соскальзывание в морфиновую грусть. «Будь я одержим в Судный день».
Они обошли поросшую коростой грязи цистерну с водой и увидели мужчину, который в обществе двух хариджанов стоял на коленях перед отпечатками исключительно больших лап.
— Ага! — Мужчина резко обернулся. — Ужасно жаль, что не перехватил вас на вокзале. У нас, похоже, небольшая проблемка — ха! Как я рад, что вы добрались. Добро пожаловать в Герметический Каньон! Да!
Вооруженные шокерами хариджаны поклонились ему с почти подобострастным почтением, а затем поспешно удалились в противоположном направлении.
Мужчина был не просто лысым, нет, создавалось впечатление, что волос у него вообще никогда не было. Он был немолод, но кожа у него казалась чистой, цвета кленового сиропа, и без морщин. Он был среднего роста и телосложения, но что-то в его движениях выдавало жилистость, словно его тело состояло из сплошных хрящей. Одет он был в белый саронг, футболку с надписью «Золотая шахта Большой Гром» и мокасины из оленьей кожи. На носу у него красовались круглые солнцезащитные очки метиленового отлива. Когда он повернулся, Чистотец уловил за стеклами сполох изумрудной зелени.
— Вопросы, вопросы… Вижу, у вас уйма вопросов! — взревел он. — Вы, моя дорогая, недоумеваете по поводу птицы и… ах да, вижу, по поводу собственной матери. Лучик надежды, что однажды вы ее встретите. Как бы грустно это ни звучало, но кто знает? Конечно. Моя так называемая птица зовется Симург. Эта мифологическая персидская птица, которая жила так долго, что видела, как мир был разрушен трижды. Прошу прощения, если мои меры показались вам крайними. Мне всегда хочется всего и сразу! А вас, Шериф, интересует туман. Ну, объяснить его будет непросто. Считайте его дымовой завесой, хотя на самом деле это отражающее энергетическое поле, которое не поддается восприятию. Я в общем-то люблю, чтобы мне никто не мешал. А ваш отец… да, это тоже очень грустно… А ты… — Он всем телом обернулся к Чистотцу. — До твоих вопросов мы, разумеется, тоже дойдем. Возможно, скорее раньше, чем позже, ха? О Господи!
— Вы… тот… тот, кто мы думаем? — спросил Чистотец.
— Moi?
[84]
Я, сэр, Царь Развлечений, Глава Дураков, Верховный Шут, Король Дурацкого Дикого Запада. Но тот ли я, кем вы меня считаете? — Тут он улыбнулся. — Это зависит от того, кем вы меня считаете.
— Нет ничего столь более эксцентричного, чем будущее, недоступное даже самой буйной фантазии, — запинаясь, произнес Чистотец.
— Эммерсон однажды сказал: «Ненавижу цитаты. Скажите мне, что вам известно».
— Вонючка… Юла!
— К вашим услугам! — Вонючка поклонился.
— Что? — пискнула Мэгги. — Вы Вонючка Юла?
— За годы я сменил много лиц и имен, — с тенью раздражения ответил хозяин Каньона.
— Но… но что вы тут делаете? — поинтересовался Шериф.
— Собственно говоря, я здесь существую.
— Ха! — не выдержала Мэгги.
— Нет, я хотел сказать, да. Ну, к этой мысли нужно привыкнуть. Давайте пока остановимся на том, что мне нравится с комфортом обитать среди семидесяти пяти миллионов лет геологии. Плюс всегда полезно жить поближе к Национальному музею резьбы по дереву.
Мэгги недоуменно поглядела на Шерифа, но старик только пожал плечами. Юла сделал шаг к ним, и вдруг из-за цистерны, беззвучно, словно ожившая тень, вышел, баюкая гитару, слепой негр. Негр был старым, но жилистым — со сгорбленной спиной и длинными, подвижными конечностями. На нем были темные очки, белая рубашка, подтяжки, лоснящиеся черные брюки в узкую полоску и жемчужно-серый «стетсон», из-под которого выбивались реденькие волосы.
— Слепой Лемон Джексон Джефферсон Джонсон Джонс! — воскликнул Чистотец.
— Слепой Лемон Пятый, — ответил Юла. — Мы сделали кое-какие апгрейды.
У Шерифа отвисла челюсть. Неужели это дроид?! Но выглядит-то он совершенно как живой человек.
— Вы хотите сказать, он лучше играет? — спросил Чистотец.
— Увы, только учусь, — ответил негр, глядя прямо в лицо Чистотцу.
Потом он потянул воздух и, перебирая струны, завел: «Можешь выжимать мой лимон, пока сок не потечет по ноге». Чистотец заметил, что палец Мэгги подергивается на спусковом крючке. К счастью, Шериф внимательно всматривался в руки на струнах.
— Смотрите! — воскликнул он. — У него шесть пальцев. На обеих руках!
— Да, — отозвался Юла. — Я же сказал, что мы немного его проапгрейдили. Пальцы у него длиннее, сильнее и подвижнее человеческих и соединены с очень чувствительным микромедийным механизмом. Еще у него аудиографическая память и совершенная чистота тона. Сначала я подумал было, что так будет нечестно, а потом решил, ну и пусть.
— Но его кожа! — восхитился Шериф.
— Иначе нужной акустики не получится. Нужны душевная боль и тысячи мелких царапин и травм, какие накапливает за жизнь тело.
— Вы хотите сказать, он настоящий! — несказанно удивился Шериф.
— Как там сказал Пиндар? «Человек есть сновиденье тени». В физическом и философском смысле он столь же реален, как и вы. Более того, его нервную систему сконструировал искусственный интеллект по имени Савуар Фэр
[85]
, который, по моему скромному разумению, гораздо умнее нас с вами.
— Савуар Фэр?
— Вы, наверное, Клондайкского Кота
[86]
не помните, — нахмурился Юла. — Так звали одного стража порядка. Его злейшим врагом был пронырливый канадский француз по имени Савуар Фэр.
Из извращенности я всегда принимаю сторону злодея. В конце каждой главы Клондайкский Кот утверждал: «Кот свою мышь ни за что не упустит», а на деле Савуару Фэру всегда удавалось сбежать. И мы слышим, как ветер насвистывает его песенку-дразнилку: «Савуар Фэр повсюду и нигде». Мой Савуар Фэр составил сложнейшие диаграммы нервной системы вот для этого Лемона. Кое-какие штуки я позаимствовал у Лемона второй модели, добавил органический процессор «Прозрение» и процессор «Мнемозина» в качестве бэкапа. Чтобы не выращивать клетки — мне это показалось ужасно нудным, — я использовал систему биоконструирования «ЕВА», которую сам изобрел и которая, в свою очередь, продемонстрировала великолепную способность к саморазвитию. На всех стадиях развития нового существа она функционирует как консультант по инкубации. В первых моделях я сначала выращивал глаза, а потом ослеплял их или закладывал направленный сбой с задержкой во времени. Но новая «ЕВА» предложила вообще без них обойтись. Затем я нарастил обонятельный и слуховой аппарат и добавил парочку каналов ввода информации и бортовую навигационную систему на ультразвуковых датчиках для определения расстояний и способности обходить препятствия…
