Мегабат вместе с Аристагором, ионийским флотом и наксосскими изгнанниками отплыл из Милета, держа курс якобы к Геллеспонту. Дойдя до Хиоса, ионийский флот бросил якорь в гавани Кавкасы, чтобы с попутным ветром двинуться оттуда на Наксос.
Во время стоянки у Кавкас между Мегабатом и Аристагором произошла ссора. Дело в том, что Аристагор по праву претендовал на морское командование, поскольку весь флот был предоставлен ионийцами, персы выставили лишь сухопутное войско. Однако Мегабат, человек упрямый и самонадеянный, не только не желал ни в чем уступать Аристагору, но и позволял себе подвергать унизительным наказаниям людей Аристагора. Когда Аристагор вступился за одного из своих триерархов
[163]
и даже пригрозил Мегабату, что может через Гистиея пожаловаться на его самоуправство персидскому царю, тот лишь рассмеялся, заявив, что с некоторых пор Гистией скорее пленник Дария, нежели его друг.
Тогда Аристагор, поддавшись гневу, тайно послал на Наксос верного человека на проходящем мимо купеческом судне, желая поставить наксосцев в известность об идущем против них флоте.
Получив такое известие, наксосцы немедленно перенесли все запасы хлеба с полей в город и восстановили городские стены.
Когда от Хиоса враги на кораблях двинулись к Наксосу, им пришлось осаждать город целых четыре месяца. Израсходовав все запасы провианта, персы построили крепость для наксосских изгнанников и вернулись на Восток ни с чем.
Мегабат, оправдываясь перед Артафреном за свою неудачу, во всем обвинял Аристагора. Обвиняли Аристагора в измене и наксосские изгнанники, которые проведали, будто бы демократы Наксоса декретом постановили считать Аристагора другом наксосского народа.
Аристагор, угнетаемый страхом, что вследствие этого неудачного похода Артафрен может лишить его владычества над Милетом, не находил себе места. Еще больше он трепетал при мысли, что если слух о декрете наксосцев дойдет до лидийского сатрапа, то это может стоить ему головы. Аристагор уже собирался бежать во Фракию к эдонам, когда перед ним предстал посланец Гистиея.
Гонец стал просить Аристагора обрить ему волосы и осмотреть голову. Аристагор так и сделал.
Письмена, начертанные на лысом черепе, гласили, что царь Дарий вознамерился переселить всех ионийцев в Египет и Финикию. Прознавший об этом Гистией предупреждал ионийцев о грозящей им опасности и призывал, покуда не поздно, начать восстание. В конце письма Гистией обращался к Аристагору, побуждая его действовать без промедления. Далее перечислялись меры, которые зять, по мнению Гистиея, должен был совершить, чтобы добиться победы над персами. По сути дела, Гистией предлагал своему зятю возглавить восстание ионийцев против персидского царя.
Прочитав послание Гистиея, Аристагор сначала онемел от изумления, потом его обуял леденящий страх, словно он оказался один против всего персидского войска.
«Гистией сошел с ума, предлагая мне такое! – подумал Аристагор, еще больше укрепляясь в своем намерении бежать во Фракию. – Видимо, участь моего тестя предрешена. Как, впрочем, и участь ионийцев».
Однако намерения Аристагора спутала Акторида, его жена, которая и до этого не горела желанием скитаться на чужбине, а прознав от мужа про тайное послание от своего отца, и вовсе наотрез отказалась покидать Милет.
– Аристагор, неужто в своем малодушии ты дойдешь до того, что покинешь в беде своих сограждан? – стыдила супруга Акторида. – Не понимаю, как в столь сильном теле уживается такая трусливая рабская душа! Как ты жалок и смешон, Аристагор, трясясь над своими походными сумками. Постыдись хотя бы своих детей! Мой отец, рискуя жизнью, находит способ предупредить ионийцев о коварном замысле Дария. Он предлагает тебе стать спасителем Милета и прочих городов Ионии. А вместо этого, ты собираешься бежать за море, будто ты сам не эллин и не иониец!
– О боги Олимпа! – разразился гневной тирадой Аристагор. – Женщина, тебе хорошо рассуждать о храбрости и благородстве, ведь тебе не придется облачаться в панцирь, чтобы во главе горсти ионийцев сражаться с бесчисленными полчищами варваров! Клянусь Зевсом, хорошо тебе рассуждать о спасении городов Ионии, уперев руки в бока, но как это сделать на деле? Вот в чем вопрос.
– Отец пишет тебе, что нужно делать, – вставила неукротимая Акторида. – Если ты сам не в состоянии соображать, Аристагор, так следуй советам моего отца.
– «Следуй советам отца…» – передразнил супругу Аристагор. – Твой отец советует мне взять в союзники Спарту и Афины.
– Прекрасный совет, – заметила Акторида. – У спартанцев самое сильное войско в Элладе, а у афинян – неплохой флот.
– Все это так, – проворчал Аристагор. – Но твой отец не учел одного: Спарта и Афины давно враждуют. Примирить их вряд ли удастся.
– Надо попытаться, Аристагор, – промолвила Акто-рида. – Что еще советует тебе мой отец?
– Еще он советует возмутить против персов переселенных в Азию пеонов, – ответил Аристагор равнодушным голосом. – Гистией полагает, что за возможность вернуться на родину пеоны непременно станут сражаться с персами.
– И он прав, клянусь Аполлоном! – воскликнула Акторида. – Кого ты намерен послать к пеонам?
Аристагор взглядом дал понять жене, что она суется не в свое дело.
Однако Акторида была непреклонна. Она назвала имя одного из друзей Аристагора, заметив при этом:
– По-моему, этот человек сделает все как надо.
– Даже если пеоны выступят против персов, это вряд ли поможет ионийцам, – молвил Аристагор, тщетно пытаясь разубедить жену. – Пеоны будут стремиться поскорее покинуть Азию, поэтому смогут оказать поддержку ионийцам лишь в самом начале восстания.
– Пусть так, – упрямо произнесла Акторида. – Сначала ионийцам помогут пеоны, потом спартанцы или афиняне, затем можно будет поднять на восстание карийцев и эолийцев, наших соседей. Надо действовать, Аристагор, а не предаваться малодушию!
И все же Акториде удалось убедить Аристагора лишь в том, чтобы перед отъездом во Фракию он предупредил милетцев о грозящей им опасности переселения на чужбину и заодно сложил с себя власть тирана, предоставив согражданам самим выбрать форму правления.
Аристагор созвал совет городских пританов и зачитал им послание Гистиея, предварительно записав его на восковую табличку. Затем он объявил о сложении с себя власти тирана и сообщил о своей готовности немедленно покинуть Милет.
После этого в пританее зазвучали такие пламенные речи сторонников войны с персами, такие восхваления Гистиея и Аристагора, что заседание совета старейшин спонтанно превратилось в народное собрание. Как-то само собой это действо переместилось на агору, где ораторы из толпы сменяли друг друга с поразительной частотой. И у всех на устах было одно и то же: надобно немедля подымать восстание против персов, Аристагора же назначить стратегом-автократором
[164]
.
