– Почто я должен толковать об этом с Микифором? – возмутился Тимофей. – Я – гонец, а не…
– Так нужно, брат! – оборвал Тимофея Якушка. – Ныне ты не просто гонец, но мой ближайший помощник. К тому же ты кое-чем мне обязан. Не забыл?
Якушка с хитрой усмешкой толкнул Тимофея локтем в бок.
– Ладно, – проворчал Тимофей, нахлобучив на голову шапку, – сей же час пойду к Микифору, поговорю с ним.
Микифор с недавних пор перебрался с подворья Троице-Сергиева монастыря в великокняжеский дворец, чтобы быть рядом со своей ненаглядной Матреной, которая с каждым днем все больше отдалялась от молодого летописца, увлеченная благосклонным вниманием к себе великого князя. С Тимофеем Микифор сблизился по той простой причине, что их возлюбленные подружились и много времени проводили вместе в стенах дворца. Бывало, Тимофей заглядывал в светлицу Микифора, где тот кропотливо трудился, переписывая объемный летописный свод. Приходила в гости к Микифору и Ульяна, уступая настойчивым просьбам Матрены, которая считала Микифора своим нареченным женихом и хотела, чтобы Тимофей и Ульяна подружились с ним.
Печаль Микифора была в какой-то мере созвучна внутреннему состоянию Тимофея, так как и его Ульяна уехала в Красное село вместе с прочими государевыми челядинцами.
Язык Тимофея с трудом ворочался во рту, когда он затеял этот тяжелый разговор с Микифором. Послушник взирал на Тимофея такими глазами, что тому хотелось провалиться сквозь землю, как будто на нем одном лежала вина за то, что красавица Матрена так умело таила от всех свою истинную суть.
– Я не верю тебе! – воскликнул Микифор, выслушав Тимофея до конца. – Ни одному твоему слову не верю! Нет, не верю!
– Мне не веришь, спроси у Якушки Шачебальцева, – сказал Тимофей.
– А Якушке и подавно не поверю! – вскричал Микифор, отшвырнув стул и метаясь по светелке. – Он наверняка положил глаз на Матрену, а получив от нее отказ, решил таким образом оболгать ее перед великим князем. Он же, подлая душа, судьбами людскими играет, как жонглер шариками! Надо спасать Матрену от этого негодяя! Ведь государь верит каждому слову Якушки, просто в рот ему глядит. Не разобравшись, государь может лишить Матрену жизни или отдаст ее на растерзание своим костоломам.
Тимофей пожалел, что затеял этот разговор с Микифором.
Придя домой, Тимофей сразу же столкнулся с заплаканной Марьяной, своей племянницей. Со слов Марьяны выходило, что к ним недавно заходил Якушка Шачебальцев, который долго о чем-то шептался с ее матерью в дальней светлице. Потом Якушка куда-то ушел, и мать Марьяны ушла вместе с ним, ничего никому не объяснив.
– Неужели матушка бросила меня и тятеньку? – рыдая, спрашивала Марьяна у Тимофея.
Тимофей, как мог, успокоил племянницу, пообещав ей, что разыщет Аграфену Стефановну и еще до темноты приведет ее домой.
Без долгих раздумий Тимофей отправился под октябрьским промозглым дождем прямиком к дому Якушки Шачебальцева. Любовники оказались там, находясь в постели, когда Тимофей потревожил их своим внезапным решительным вторжением.
При виде рассерженного племянника разрумянившаяся от бурных плотских утех Аграфена Стефановна испуганно вскрикнула, стыдливо прикрыв свою наготу одеялом.
Якушка вскочил с постели и, как был нагишом, бросился к Тимофею, который собирался отхлестать плетью и его, и свою блудливую тетку. После короткой яростной борьбы Якушка вырвал плеть из руки Тимофея, повалив его самого на пол ловким борцовским приемом.
Аграфена Стефановна, сидя на постели под одеялом, широко раскрытыми глазами взирала на эту стремительную потасовку.
– Ну что, молодец, угомонился иль нет? – спросил Якушка, завернув назад руку Тимофея и придавив его коленом к полу.
– Угомонился. Пусти! – лежа на полу, огрызнулся Тимофей. – Руку сломаешь, медведь!
Отпустив Тимофея, Якушка принялся одеваться, насвистывая как ни в чем не бывало.
Тимофей с мрачным видом уселся на стул возле двери, засунув плеть за голенище сапога.
Закончив одеваться, Якушка с улыбкой завзятого женолюба подмигнул смущенной Аграфене Стефановне:
– Сегодня ты была, краса моя, горячее и страстнее, чем в прошлый раз! Давно я не получал такого удовольствия, очень давно! Благодарю тебя за это от всей души! – Якушка наклонился к любовнице и поцеловал ее в лоб. – Однако, душа моя, пора и честь знать. Домой тебе пора! Видишь, племянник за тобой пришел. Вставай, красавица! Одевайся! А мы с племянником твоим удалимся покуда в соседнюю светлицу, дабы не смущать тебя.
Якушка направился прочь из опочивальни, властным жестом поманив Тимофея за собой.
– Ты что себе позволяешь, орлик? – окрысился Якушка на Тимофея, оказавшись с ним с глазу на глаз. – Как смеешь врываться ко мне в спальню, расталкивая моих слуг! Иль думаешь, что я тебе ровня!..
– А ты как смеешь соблазнять замужнюю боярыню, да еще на глазах у ее дочери! – смело ответил Тимофей, не опуская очей перед Якушкой. – Ведешь тетку мою на блуд средь бела дня и не стыдишься! Иль креста на тебе нету?
– Да тетка твоя сама бегает за мной, как собачонка, – сердито промолвил Якушка. – Сама она челядинок своих ко мне подсылает с записками. А в записках тех знаешь, что написано?
– Догадываюсь, – пробурчал Тимофей.
– Я сегодня пришел к Аграфене Стефановне, чтобы объясниться с нею, – молвил Якушка, – хотел образумить ее, усовестить. Она же, объятая греховной похотью, молила меня о совокуплении! В ногах у меня валялась. Я сжалился над нею, привел ее к себе домой, осыпал ласками, коих она так хотела, но перед этим поставил условие, что сия наша греховная встреча будет последней. Аграфена Стефановна поплакала у меня на груди и согласилась. И вот в разгар нашей близости вдруг появляешься ты, молодец, разгневанный, как архангел Гавриил! Да еще с плетью на меня кидаешься!
– Дочь Аграфены Стефановны дома вся в слезах, челядинки ее шепчутся по углам, соседи пальцем на мою тетку показывают, – возмущенно проговорил Тимофей, продолжая сверлить Якушку осуждающим взглядом. – Для тебя утехи, а кому-то грех и слезы! Что еще будет, когда дядя мой из Нижнего Новгорода приедет. Он же не слепец и не глупец, мигом все поймет!
– Я тебе уже говорил, дружок, что моя жизнь часто на волоске висит, – сказал Якушка, немного остынув, – а посему я успеваю наслаждаться жизнью, не беря во внимание Божьи заповеди и людскую молву. Сам знаешь теперь, какие поручения дает мне великий князь. И шрамы на моем теле ты тоже видел. Сегодня я жив, а что будет завтра, о том лишь Бог ведает.
Аграфена Стефановна вышла к Тимофею в своей роскошной длинной душегрее, в белом платке и круглой шапочке с меховой опушкой. Она была внутренне собранна, стараясь подавить гложущий ее стыд. Щеки и уста ее пылали, напитавшись жаром от греховных объятий и поцелуев Якушки Шачебальцева.
Всю дорогу до дома Тимофей и Аграфена Стефановна не обмолвились ни словом.
