Самые сильные тумены пойдут вдоль леса, охватывая и оттесняя русские полки от Дона к крутому и топкому берегу Непрядвы (и про берега темнику уже тоже сказали!). Дурацкие названия рек у этих русских. Дон еще ничего, согласен, но всякие Непрядвы… Тьфу! Даже не сразу и выговоришь. Но Мамай не собирался выговаривать, для него это была просто речушка, в которой он утопит большую часть русского войска. Кроме тех, кого возьмет в полон.
Разведка донесла, что русские разрушили переправы. Ха! Значит, князь Дмитрий боится бегства своих собственных воинов? У Мамая родилась хорошая мысль: если этот щенок, правда, успевший превратиться в большого пса, все же выживет, то он посадит русского князя на цепь и будет всюду таскать за собой, показывая, как надо побеждать сильных противников.
Эта мысль развеселила Мамая, и он удобней уселся в седле. Это хорошо, что князь оставил Красный холм ему, словно для того, чтобы хозяин лучше разглядел, как ордынские кони станут топтать русских людей. Молодец, князь Дмитрий, ты всегда умел рассмешить! Темник сделал едва заметное движение и что-то тихо сказал ближнему нукеру. Повеление владыки быстро полетело дальше. И вот уже взвыли походные трубы и от темной массы ордынских всадников отделились первые ряды. Это была привычная атака конных лучников, которая, не сближаясь с противником близко, осыпала его ряды тучей стрел, связывая центр, а за это время по бокам начинала охват конница.
Почти сразу стало понятно, что расчет русских оправдан: ордынский тумен шел слишком широко, ему не втиснуться в узкий вход на поле, охват сразу провести невозможно, значит, придется перестраиваться. Но навстречу ордынским всадникам уже мчался русский Сторожевой полк. Знать бы Мамаю, что в этом полку простым ратником скачет и сам князь Дмитрий Иванович! Он бы всю свою рать бросил на захват этого «щенка», но темник был занят другим. Предстояло решить, как перегруппировываться, чтобы не быть в это время атакованным русскими.
Сторожевой полк не стал ждать, пока ордынцы приблизятся и обстреляют пеших. Встречная атака выбила из рук Мамая его первый козырь. Полк под предводительством князей Семена Оболенского и Ивана Тарусского не позволил ни одному лучнику приблизиться к русским позициям. Налетев на первые ряды ордынцев и сильно помяв их, полк тем не менее быстро отступил, чем сильно озадачил Мамая.
Но раздумывать ему было некогда, снова взревели татарские трубы, снова пошли вперед ордынские тумены, в центре генуэзская пехота, а на ее флангах тяжелая конница. Русские напряженно ждали. Но, не дойдя до противника, ордынцы вдруг остановились. Из их рядов выехал огромного роста татарин на таком же немалом коне и, приблизившись, закричал, что он, богатырь Челубей Темир-мурза, вызывает русского богатыря, какой не побоится, на поединок!
Все опешили: с таким громилой связываться, что плевать против ветра. Стукнет как муху и не заметит. Но не решались не потому, что боялись, просто проигранный поединок ударил бы по уверенности товарищей сильнее ордынских лучников. Михаил Бренко приподнялся в стременах, не зная, что делать. Вроде он под княжьим стягом, ему и командовать… А где сам князь? Дмитрий, сходив в атаку вместе со Сторожевым полком, быстро вернулся обратно и теперь переставлял Передовой и Большой полки, чтоб были плотнее. Негоже совсем к Непрядве уходить, оставляя простор ордынцам.
Пока он этим занимался, на поле все же разгорелся поединок. Рядом с Семкой вдруг хмыкнул тот самый здоровенный монах, с которым вчера вели беседу:
– Выйду я супротив этого басурмана!
Сказал и потащил на себя поверх кольчуги рясу с крестом посреди. А вот шелом почему-то сбросил: мешает, на голову опустил монашеский клобук. По рядам русских воинов прокатился гул:
– Пересвет! Пересвет вышел биться…
Когда навстречу огромному татарину выехал не менее огромный русский воин в монашеской рясе, вокруг пронесся вздох. Но это было не облегчение, не радость, что нашелся храбрец, а удивление, что инок решил биться не в кольчуге, а в схиме. Хмыкнул и Темир-мурза. Уж такого-то он сразу уложит! А потом доберется и до остальных. Ордынец потряс ручищами с зажатым в них копьем, что-то закричал по-своему, видно обидное для русских, потому что с его стороны захохотали. Не обращая внимания на этот хохот, Пересвет широко, размашисто перекрестился, крикнул своим: «Не поминайте лихом, братие!..» и погнал коня на другой конец узкой полосы, оставшейся меж двумя войсками.
Обе стороны затихли настолько, что стало слышно тяжелое пыхтение мощных богатырских коней, несущихся с разных концов шеренг друг на друга. Всадники перехватили копья поудобней и теперь сходились лоб в лоб.
Кажется, треск от ломающихся копий и сшибки их коней был слышен до Москвы и низовий Дона. Одновременно столкнулись грудью два массивных скакуна и пронзили друг друга копьями оба ратника! Упали замертво и тот, и другой, повалились и кони. Но копье ордынца оказалось переломленным, а копье Пересвета пробило насквозь мощную кольчугу и выдержало!
На мгновение, всего лишь на мгновение над полем повисла звенящая тишина, но этот миг показался всем бесконечно длинным. А следом воздух взорвался единым воплем бросившихся в пучину сражения людей. Протиснувшись на ту часть поля, где стояли русские, ордынцы тут же бросались в разные стороны, чтобы атаковать и по бокам.
Конечно, основной удар принял на себя Передовой полк. Сначала в страшном грохоте тысяч столкнувшихся мечей, копий, коней и людей в латах еще можно было разобрать звуки труб, возвещающих начало боя, но они быстро потонули в криках раненых, обозленных, в конском ржании, ругани…
Русские стояли плотно, это настолько непривычно ордынцам, которые предпочитали атаковать, охватывая фланги, что конница бестолково закрутилась, теряя напор. Здесь не было открытых флангов, полки стояли от одного края поля до другого. Единственным выходом было пробиться на стыках между конными и пешими.
Мамай славился своим острым зрением, он видел далеко, точно беркут. Поэтому с Красного холма хорошо различал первые атаки генуэзской пехоты и поддерживающих ее тяжелых конников. Что-то там не получалось так быстро, как надо бы. Мешала толчея, столько вооруженных людей, желающих убить друг друга, скопилось на не таком уж большом пространстве, что раненые уже не могли подняться, их сразу затаптывали.
Первая быстрая атака не удалась, Мамай вынужден был ввести в бой еще силы, а потом еще и еще… Оставался только резерв, спрятанный за самим холмом. Но русские стояли, вернее, бились. Попытка потеснить левым флангом полк, что ближе к речке Нижний Кубяк, тоже не давалась.
Передовой полк, который возглавляли Андрей Ольгердович, Микула Вельяминов и Федор Белозерский, принял на себя всю тяжесть первого удара, а потому быстро поредел. Не удивительно, такой силы наступление еще никто из русских не видывал! Ордынская конница накатывала, как волны в бурю на песок, но вязла и вязла в рядах Передового полка. Кони сшибали друг друга, как у Пересвета с Челубеем, падали и лошади, и всадники, сверху валились раненые и убитые. Смешалось все, иногда не хватало места, чтобы развернуться для сильного удара.
И все же пришла пора биться Большому полку. Дмитрий Иванович был прав, конечно, первые стрелы полетели в Бренка и первые десятки попробовали прорваться именно к нему. Вокруг великокняжеского стяга собралась масса народа, с одинаковой яростью одни нападали, другие защищали. Самого князя с его окружением сразу потеряли из вида, потому как пыль стояла столбом и смотреть по сторонам было некогда. Был бы Дмитрий Иванович в своем облачении, по алому плащу сразу увидели бы, а так среди простых воинов как различить?
