— Летуны! — выдохнул Вонючка. — Вот же…
Затрещали пулеметные выстрелы, заглушив его последние слова.
Удивительно, но разношерстная толпа на рынке даже не обратила на пальбу внимания. По всей видимости, к подобным вещам здесь давно уже привыкли.
Перепуганный до полусмерти Ромка пулей помчался от баррикады. А вот его старшие приятели покинули укрепление не без сожаления. Ими овладел охотничий азарт.
* * *
Неподалеку от стерегущей небо баррикады находилось большое старинное трехэтажное здание из красного кирпича. Стрельчатые окна первого и второго этажей заложены мешками, на крыше примостилась парочка «Утесов», у тяжелых металлических дверей 122-миллиметровая гаубица Д-30. По обе стороны от пушки застыли грозные гвардейцы в длинных шинелях, островерхих суконных шлемах и с автоматами Калашникова на груди.
Здесь, как пояснил солдат, размещалось руководство Торговой Конфедерации, а также силовые органы и санчасть. Отбитым у рейдеров детям предстояла спецпроверка и медицинское освидетельствование.
Пройдя, как выразился конфедерат, «фейс-контроль» у гвардейцев, вошли под высокие и мощные своды сооружения, где прежде располагался городской исторический музей, а еще раньше — ломбард. Толстенные стены здания вызывали невольное уважение. Такие ничем не возьмешь. Не удивительно, что уцелели после бомбежки.
Сначала их отвели в военную комендатуру, где суровые дяденьки в строгой форме с синими петлицами расспрашивали каждого по отдельности, кто он, кто его родители, чем занимаются и так далее.
Быстрее всех прошел «чистку» Роман, как самый маленький и несмышленый. К тому же сирота. Отец умер во время недавней эпидемии в Холодногорском, а мать погибла на той самой «женской» дрезине во время боя с мутантами. Так что он почти сразу получил разрешение на постоянное проживание на территории Конфедерации с размещением в местном детском приюте.
Едва Данька сел напротив кряжистого, с очень усталым лицом мужика, как тот выпятил в сторону паренька квадратную челюсть и принялся буравить тяжелым колючим взглядом. Мальчик насупился, но глаз не отвел. Игра в гляделки продолжалась довольно долго, пока, наконец, взор военного не прояснился. Заулыбавшись, мужчина подмигнул и сказал:
— Что, совсем не страшно, малец?
Данька отрицательно покачал головой: мол, не страшно. А чего бояться, все страшное осталось позади. В родном форте, в кишащих мутантами подземельях метро…
— Ну, раз так, то рассказывай, — велел военный.
— О чем?
— Обо всем. Начни с самого рождения…
— Ладно, — пожал плечами и стал рассказывать.
Пока он говорил, его не перебивали. Сидящий напротив внимательно слушал и время от времени что-то записывал. Лишь когда пошла речь о поразившей население Четвертого форта эпидемии и исходе остатков холодногорцев в метро, военный напрягся и стал задавать дополнительные вопросы. О болезни, о смерти коменданта крепости, о роли отца в тех событиях. Паренек отвечал без утайки.
— Да, как видно, совсем уж вы были в полном отчаянии, раз решили в метро спуститься. Из двух зол, как говорится… Гм… Значит, ты не видел, как твой отец погиб во время захвата рейдерами?
— Нет.
— И полагаешь, он жив? — усомнился мужчина. — После всего того, чему ты стал свидетелем?
— Обязательно! — с жаром подтвердил Данька. — Вы его не знаете. Он у меня такой, такой…
Не подобрав нужных слов, мальчик вдруг заплакал.
Военный смягчился. Хотел было встать, чтоб успокоить ребенка, но потом сдержался. Лишь подал ему стакан воды.
— Хорошо, — подвел итог, когда рыдания допрашиваемого прекратились. — Считай, что мы тебе поверили. Поскольку ты не сирота и пока не нуждаешься в постоянном виде на жительство, я тебе выпишу временное разрешение на пребывание во владениях Торговой Конфедерации. С ним ты можешь беспрепятственно передвигаться по всей нашей территории. Жить же пока будешь…
Он заглянул в лежащую на столе бумагу.
— У Семена Степановича Бурого, друга твоего отца. Он предоставляет временный кров и пищу, пока не найдется твой батя. Вопросы есть?
— Нет, — ответил Данька, которого удивило то, что почти незнакомый человек оказался столь гостеприимен и добр к нему.
— Тогда шагом марш в медпункт! — скомандовал мужчина. — Это на втором этаже, третья дверь направо от лестницы.
Дважды повторять не пришлось. Мальчик пулей вылетел из комнаты.
В медпункте его долго и внимательно рассматривали, приказав раздеться догола и для начала принять душ. Когда он обсох, одеться не позволили, а, вооружившись увеличительным стеклом и пинцетом, оглядели чуть ли не каждый миллиметр кожи, заглянули в уши, рот, нос. Осмотрели стыдные места. Потом взяли кровь на анализ, больно уколов палец.
Пока врачи колдовали над микроскопом, Данька, дрожа от холода и стыда, переминался с ноги на ногу.
— Ну, как ты тут? — заглянул в кабинет Семен Степанович.
Завидев его, один из врачей, по всей видимости главный, махнул рукой:
— Заходите.
Солдат зашел и принялся бесцеремонно пялиться на паренька. Тому сделалось неприятно. Что за новости? Нашли, понимаешь, диковину!
— Одевайся, — разрешил врач.
Мальчик потянулся за одеждой, но медик покачал головой:
— Нет, возьми вот это.
Пожилая медсестра протянула Дане ворох не новой, но видно, что чистой одежды, из которого парень выбрал подходящие по размеру трусы, майку, свитер и брюки. Старую одежду, обработанную специальным дезинфицирующим раствором, ему вернули. Само собой, не забыл он и свое сокровище — захваченную отцом из погибшего форта книгу о Пустынном Лисе. Сунул за пазуху, поближе к сердцу.
— Удивительно здоровый ребенок, — развел руками врач, протягивая Семену Степановичу бумагу с печатью. — Просто поразительно! В таких-то условиях…
— Можно забирать? — справился Бурый.
— Да, конечно. А вот его приятелям не повезло — у обоих признаки кожных инфекционных заболеваний. Придется их недельку-другую подержать в карантине.
Солдат легонько подтолкнул мальчика к двери. Доктор смотрел ему вслед, продолжая твердить:
— Поразительно, поразительно!..
* * *
Выйдя на улицу, Семен Степанович сказал, что до вечера Данька может погулять, осмотреться на новом месте. А вечером, часиков в шесть, пусть приходит вон в то здание, «Дом под градусником», и спросит его, Семена Бурого. Там и поговорят в спокойной обстановке, решат, что им делать дальше и как побыстрее разыскать Музыканта. Сам Бурый пока жутко занят, но к шести непременно освободится.
— А почему здание называется «Под градусником»? — спросил мальчик, не заметив на изувеченном войной фасаде ничего похожего на измеряющий температуру прибор.
