— Да. Их таких много в лесах. Убивают насмерть. Она взглянула на дом, потом снова на Расти. Он тихо простонал, и она увидела ужасную рану на его лице. Женщина тяжело выдохнула сквозь стиснутые зубы. — Ладно, несите его тогда внутрь.
— Вы можете ему помочь?
— Посмотрим. — Она пошла к своей лачуге, а затем повернулась, чтобы сказать. — Я швея. Умею шить иглой и кетгутом. Несите его. — Внутри лачуга была такая же страшная, как и снаружи. Когда женщина зажгла два фонаря, они увидели, что на стенах висит яркая одежда. Впереди в середине стояла печка-времянка, построенная из деталей стиральной машины, холодильника, и различных деталей не то машины, не то грузовика.
Несколько деревянных обломков горело за решеткой, которая была когда-то решеткой радиатора автомобиля, а печка давала тепло в радиусе всего двух-трех футов. Дым выходил через дымоход, который поднимался к крыше, создавая внутри хижины желтоватый туман. Мебель у женщины — стол и два стула — была грубо выпилена из источенной червями сосны. Окна были закрыты старыми газетами, а ветер задувал сквозь щели в стенах. На сосновом столе лежали обрезки одежды, ножницы, иголки и прочее, а в корзинке находилось еще больше кусков одежды разных цветов и фасонов.
— Это немного, — сказала она, пожав плечами, — но все же лучше, чем у других. Вносите его сюда. — Она показала Джошу на вторую, меньшую комнату, где была койка с железным каркасом и матрас, набитый газетами и тряпьем. На полу рядом с койкой было некое сооружение из тряпья, небольшая лоскутная подушка и тонкое одеяло, под которым, как предположил Джош, обычно спал мальчик. В комнате не было окон, но горел фонарь и свет отражался от блестящей жестянки вокруг него. Изображение черного Иисуса масляными красками на горе в окружении овец висело на стене.
— Положите его, — сказала женщина. — Да не на мою постель, дурак. На пол. — Джош положил Расти, подложив ему под голову подушку из лоскутков.
— Снимите с него эту куртку и свитер, чтобы я могла видеть, осталось ли у него еще на этой руке мясо.
Джош сделал все, как она велела, в то время как Свон стояла в дверях, наклонив голову вбок, чтобы все видеть. В другом углу комнаты стоял малыш, уставившись на Свон.
Женщина сняла фонарь и поставила его на пол рядом с Расти. Она тихо присвистнула. — Эта штука процарапала его до кости. Аарон, сбегай, принеси сюда еще лампы. Да, и еще принеси мне длинную иголку, моток кетгута и пару острых ножниц. Ну, быстрей!
— Да, мама! — сказал Аарон и промчался мимо Свон.
— Как зовут твоего друга?
— Расти.
— Плохое у него положение. Не знаю, смогу ли я зашить его, но буду стараться. У меня нет ничего, чтобы очистить его раны, кроме снеговой воды, но вы наверняка не хотите, чтобы эта дерьмовая грязь в открытой… — Она остановилась, глядя на руки Джоша, оказавшиеся пятнистыми, когда он снял перчатки. — А ты белый или черный? — спросила она.
— Это имеет значение?
— Нет. Не думаю, чтобы имело. — Аарон принес два фонаря, и она пристроила их около головы Расти, а он снова вышел, чтобы принести остальное, что ей было нужно. — А имя у тебя есть?
— Джош Хатчинс. А девушка — Свон.
Она кивнула. Ее длинные пальцы прощупывали рваные края раны у плеча Расти. — Я Глория Бауэн. Живу тем, что перешиваю одежду для людей, но я не врач. Самое близкое к медицине из того, что я делала в жизни, это помогала некоторым женщинам при родах — но я знаю, как шить одежду, кожаные вещи, шкуры, и, может, человеческая кожа не очень-то отличается…
Тело Расти неожиданно напряглось, он открыл глаза и постарался сесть, но Джош и Глория Бауэн удержали его. Минуту он пытался бороться, затем, казалось, понял, где он и снова обмяк. — Джош? — спросил он.
— Да. Я здесь.
— Ведь эта сволочь схватила-таки меня? Старая двухголовая сволочная рысь. Саданула мне прямо по заднице. — Он мигнул и посмотрел на Глорию. — А ты кто?
— Я женщина, которая сейчас на три минуты станет твоим худшим врагом, — спокойно ответила она. Аарон вошел с тонкой, заостренной костяной лучинкой, которая была длиной дюйма в три, и положил ее на ладонь матери вместе с маленьким, похожим на восковой, шариком кетгутовой нити и парой ножниц. Затем он отошел к другой стене комнаты, бегая глазами туда-сюда то на Свон, то на всех остальных.
— Что ты собираешься со мной сделать? — Расти разглядел костяную иголку, пока Глория вдевала кончик нитки в ушко иголки и завязывала крошечный узелок. — Для чего это?
— Скоро узнаешь. — Она взяла тряпицу и отерла с лица Расти пот и кровь. — Собираюсь немного тебя заштопать. Собираюсь зашить тебя, как новую рубашку. Устраивает?
— О, Боже… — это все, что удалось сказать Расти.
— Нам лучше связать тебя, или ты это перенесешь как мужчина? У меня нет ничего, чтобы заглушить боль.
— Просто…
Говорите со мной, — ответил ей Расти. — Ладно?
— Конечно. О чем хочешь разговаривать? — Она пристроила иглу у порванной плоти у плеча Расти. — Как насчет еды? Жареные цыплята. Большая корзина цыплят по-кентуккийски и горячих специй. Тебе как, нравится? — Она взялась поудобнее за иглу, как ей хотелось, и приступила к работе. — Ты только вспомни запах жареных цыплят по-кентуккийски?
Расти закрыл глаза. — Да, — хрипло прошептал он. — О, да… Конечно. — Свон не могла смотреть на то, как больно Расти. Она ушла в переднюю комнату, где стала греться у печки. Аарон поглядывал на нее из-за угла, отдергивая голову, чтобы его не было видно. Она услышала, как Расти затаил дыхание и пошла к двери, открыла ее и шагнула наружу.
Она забралась сзади в повозку, чтобы взять Плаксу, а потом стояла, почесывая шею Мула. Она беспокоилась об Убийце. Как он их разыщет? И если рысь так сильно ранила Расти, что она могла сделать с Убийцей? «Да не беспокойся», сказал Джош. «Он найдет дорогу».
— У тебя голова там, внутри? — спросил тоненький любопытный голосок рядом с ней.
Свон разглядела Аарона, стоящего в нескольких футах в стороне.
— Ты ведь умеешь разговаривать? Я слышал, что ты что-то говорила маме.
— Я умею разговаривать, — ответила она. — Но я должна говорить медленно, иначе ты не сможешь меня понять.
— О, твоя голова похожа на большую старую тыкву.
Свон улыбнулась, мышцы на лице натянулись так, будто сейчас порвутся.
Она знала, что мальчик говорит так, потому что он честный, а не потому, что жестокий. — Похоже, что так. Да и голова у меня внутри. Она просто прикрыта.
— Я видел людей, которые выглядят похоже на тебя. Мама говорит, что это действительно тяжелая болезнь. Говорит, что заболеваешь и болеешь всю жизнь. Так, да?
— Я не знаю.
— Она говорит, что это не заразно. Говорит, что если бы было заразно, то уже весь город болел бы. А что это за палочка?
